Пламя над Персеполем - страница 4

И все же как трудно обнаружить его следы! Он живет в исторической литературе, пламенеющая легенда о нем не меркнет в веках, но вещественные доказательства его пребывания на равнинах Азии ускользают от нас. Словно неосязаемая мысль, словно могучий дух явился он и исчез. Что до осязаемого, тут мы знаем больше об Агамемноне, чем об Александре. За легионами Юлия Цезаря археология кое-как поспевает, но мы не в силах догнать Буцефала. Это обескураживает археолога и вместе с тем стимулирует его поиски, направленные на материальное. Задача моей книги — показать, хотя бы в общих чертах, как встречают археологи брошенный им вызов.

Александр Великий. Как он выглядел? По крайней мере об этом у нас есть некоторое представление. До нас дошли копии скульптурных портретов Александра работы прославленного Лисиппа[1] и художников, равных ему. Эти портреты убедительны (см. рис. 1). Округлое юношеское лицо, голова на крепкой шее слегка наклонена (привычка или незначительный дефект), тяжелый круглый подбородок, маленький рот, глубоко посаженные глаза, взгляд которых направлен несколько вверх (особенность, типичная для портретных изображений его эпохи, возможно потому, что эпоху эту формировал он сам), непокорные волосы сбегают на плечи, как у нынешних авангардистов. В облике его сочетаются воля, ум, отрешенность. Таков Александр.

Но когда в краях, где он побывал, мы пытаемся обнаружить вещественные доказательства его деяний, результаты оказываются поистине жалкими. Он совершал свои подвиги в местностях отдаленных и малодоступных. Быть может, взятая им скальная крепость Аорн и в самом деле находилась в горах на границе Индии, как утверждает отважный Оурел Стейн. Те, кто решится следовать по его (и Александра) стопам, смогут на месте вообразить события, некогда происходившие здесь. А менее решительные, конечно, оценят новые и столь долгожданные открытия археологии. Недавно, при прямом содействии короля Афганистана, мои друзья из Французской археологической миссии, работающей здесь с 1922 г., обнаружили развалины эллинистического города на берегу Окса и приступили к его раскопкам. Так сбылась давняя и заветная мечта французских археологов. Предполагается, что это одна из Александровых Александрий, и предположение, возможно, подтвердится еще до того, как моя книга увидит свет[2]. А пока я воспользуюсь случаем рассказать на следующих страницах об этой работе и вероятных ее результатах, ибо сведения, которые обещают дать эти раскопки — первые успешные раскопки города, заложенного греками в Бактрии, — могут оказаться подлинным переворотом в эллинистической археологии.

Другое, более скромное открытие порадовало меня и древней Пушкалавати, столице Гандхары, которую я копал в 1958 г. Это были (как я полагаю) вал и ров, опоясавшие город в 327 г. до н. э., когда к нему подступили войска Александра. Прошел целый месяц, прежде чем завоеватели смогли взять город. Надежность его креплений и мужество гарнизона, конечно, достойны этого памятника, который сохранила для нас земля. Об этом эпизоде будет также сказано подробнее в дальнейшем.

Не следует, однако, преувеличивать значение археологических фактов, прямо связанных с военными действиями; они только обещают возможность новых открытий. Мы узнаем несравненно больше, если обратимся к отдаленным последствиям похода. Именно эти отдаленные последствия сообщают всему предприятию Александра непреходящее значение и столь многообразный исторический смысл. В несколько месяцев полководец овладел горным Афганистаном и равнинами Пенджаба. Позади оставались основанные им города, где многие поколения после него повторяли на хорошем эллинистическом греческом языке[3] слова старой дельфийской мудрости и выражали новые идеи индийского гуманизма, что и показали недавние открытия. Греческие и несомненно полугреческие правители, преемники Александра в этих пустынных краях, оставили нам замечательные монеты — лучшее из того, что когда-либо создавалось эллинистическими или другими чеканщиками. Эллинизм этот не был шатким прибежищем горсти греческих экспатриотов или же их эллинизируемых вассалов. Сюда приходили волна за волной кочевники из Центральной Азии и оказывались в плену эллинистического мировоззрения. Они строили города греческой планировки, перенимали более или менее успешно искусство греческих художников, я наиболее восприимчивые из этих азийских народов четыре века спустя приспособили греческий алфавит к своим иранским языкам и стали покровителями нового, сложного искусства, в котором проступили черты прежнего эллинизма, оживленные и кое-где измененные под влиянием различных источников.