Пламя над тундрой - страница 7
Власть белогвардейцев и коммерсантов была свергнута. Марковские красногвардейцы встретились на могиле ревкомовцев с отрядом Красной гвардии из Петропавловска-Камчатского. Как клятва верности знамени пролетарской революции прозвучали залпы салюта.
Героические дела Первого Ревкома Чукотки остались в сердцах, в памяти людей, в славных свершениях потомков — тружеников советской Чукотки. Они воплотились в гранит и бронзу, отлились в строках книг.
О. Онищенко
Пламя над тундрой
Коммунистам Крайнего Севера посвящаю
Автор
Глава первая
Капли дождя ползли по огромным зеркальным витринам «Иллюзиона»[1]. За ними огненно пылала выведенная арабской вязью надпись:
ЖРИЦА ЛЮБВИ,
ИЛИ БЕЗУМНАЯ СТРАСТЬ!!!
В ЗАГЛАВНОЙ РОЛИ
НЕПРЕВЗОЙДЕННАЯ КРАСАВИЦА!
ЧУДО XX ВЕКА,
ЛЮБИМИЦА ПАРИЖА
ВЕРА ХОЛОДНАЯ!!!
Внизу художник нарисовал полуобнаженную женщину. У ее ног лежала змея, лениво высунув жало.
«Похожа на пожарную кишку», — подумал Мандриков — высокий, широкоплечий человек, стоявший перед витриной. Усмехнувшись, он отвернулся, скользнул взглядом по мокрой брусчатке Китайской улицы. Пробитая в склоне сопки, здесь, на стыке с Северным проспектом, она напоминала ущелье.
С одной стороны стояло розовое здание «Иллюзиона», с другой — длинным неряшливым рядом протянулись мелочные лавчонки, сколоченные на скорую руку из ящиков, кусков жести и толи. Обхлестанные ветрами, изъеденные туманом, они напоминали дряхлых нищих.
По улицам, обливаясь потом и жадно хватая влажный воздух, медленно брели люди. Владивосток после знойных дней уже шестые сутки мок под мелким, теплым дождем. Низкие тучи накрыли город, бухту Золотой Рог, сопки тяжелым серо-грязным колпаком. Было душно, как это обычно бывает в дождливые летние дни в Приморье. Из Куперовской пади маленьким красным жучком полз трамвай. Навстречу из ущелья вышла колонна американских военных моряков. В коротких плащах и маленьких белых шапочках, напоминающих панамы, они шли редкими шеренгами, занимая почти всю улицу. За ними показался плотный зеленовато-желтый отряд японцев. Трамвай остановился, уступая им дорогу. Прохожие с тротуаров бросали на интервентов быстрые взгляды и шли не останавливаясь.
Только Мандриков, в черной крылатке, скрепленной на груди бронзовой цепочкой на двух замках в виде львиных оскаленных морд, долго смотрел вслед войскам. Из-под широкополой синей шляпы сердито поблескивали глаза. Полные губы с густыми подбритыми усами были стиснуты.
Он вспомнил прочитанную в утренней белогвардейской газете заметку с крупным заголовком о том, что завтра, в воскресенье, союзные войска вместе с колчаковцами будут проводить «парад дружбы». «Готовятся, маршируют, — Мандриков проводил взглядом интервентов и иронически усмехнулся. — Какое трогательное единство — американцы и японцы. Впрочем, у бандитов всегда так. Бросаются на добычу дружно, а затем друг другу глотки рвут».
Он взглянул на часы, висевшие над витриной. Скоро вечер, а Новикова все нет. На лице отразилось беспокойство: может, с ним что случилось? Мандриков нахмурился. Надо ждать. Идти некуда. Он снова принялся рассматривать афишу, зазывавшую посмотреть «необычайно волнующую историю вечной любви», но не видел уже ни букв, ни рисунка. «Пора уходить, как бы не привлечь к себе внимания. Долго торчу здесь», — думал Мандриков. А дождь надоедливо шелестел по шляпе и накидке. Мандрикову хотелось сбросить одежду, обсушиться. Ноги стали тяжелыми от бесцельного хождения по городу с самого утра. Сколько же это будет продолжаться? Мандриков вздрогнул: за спиной послышался негромкий хрипловатый голос:
— Господин, у вас не найдется спичечки?
Мандриков неторопливо обернулся и с трудом сдержал радостную улыбку. Перед ним стоял Николай Федорович Новиков в старой кожаной куртке и замасленной кепке с надорванным козырьком. В коротких толстых пальцах с опухшими суставами он держал дешевую папироску и негромко говорил, посматривая в зеркальную витрину. В ней хорошо отражалась улица.
— Извини, раньше не смог. А от доктора ты вовремя ушел. Молодец. Колчаковцы там уже побывали. Отведу я тебя к своему дружку. Иди за мной, только не впритык.