Пламя Победы - страница 3
станков.
Это — чудо
посеянных всходов,
неусыпных трудов и забот;
чудо новых, могучих заводов,
переброшенных за хребет.
Это — нового племени
сила,
негасимого пламени
страсть, —
все, что выплавила
и взрастила
в четверть века
Советская власть.
И вот я молчанье
песней нарушу,
сложив и припомнив
мазок к мазку
про все, что тогда
волновало душу, —
про новых —
великих времен
Москву.
Не к праху лет,
не к древней были
я воззову…
И вот уж
мнут бронемобили
пути в Москву;
и вот уж мчит мотопехота,
врага врасплох
сбивая влет,
стреляя с хода,
сметая с ног.
Не в мох обросшею руиной,
не стариной, —
Москва встает
среди равнины
живой стеной.
В старинных былях
не ищите:
подобья нет, —
вся юность на ее защите,
вся свежесть лет!
Она,
из каменных пеленок
повырастав,
с Наполеона опаленных
своих застав,
косою плеч своих саженью,
вскрутив снега,
в еще не виданном сраженье
крушит врага.
Артиллеристы
здесь не редкость,
их тесен ряд:
настойчивость,
упорство,
меткость,
скулы квадрат;
и рослых летчиков отряды —
стране родня;
и это — ширь ее ограды
и мощь огня.
Замаскированные в ветки, —
как лес застыл! —
Ждут сообщения разведки
про вражий тыл,
потом, нащупав
вражьи точки,
накроют цель —
и дуб сронил
свои листочки,
а иглы — ель!..
Давно разделали саперы
крутой овраг,
куда, не чувствуя опоры,
сползает враг.
И утро вспыхнет спозаранку
дыханьем мин,
а сверху — бомбы,
с флангов — танки,
и выбит клин!
Такой Москва
стоит повсюду
на сотни верст.
И валит враг
за грудой груды
из трупов мост.
Но вражье зверство
и свирепость —
обречены.
Москва —
неслыханная крепость
живой стены!
ФРОНТ НА ТЫСЯЧИ ВЕРСТ
Была ль то осень
или зима, —
все нынче спуталось в памяти;
казалось,
что время сошло с ума
в своей тарабарской
грамоте.
Я друга давнишнего потерял,
из верных
верного самого, —
ушел в ополчение
и пропал, —
поэта Петра Незнамова.
А сколько
таких же —
незнакомых —
ушло,
неведомых
сколько пропало?
Таких же
и по сие число
забытых Петров и Павлов.
Они собрались
сегодня в кружок,
сосед наклонился к соседу,
и я подойду к ним
на мокрый лужок
беззвучно слушать
беседу:
«Привыкшие
к утратам и потерям,
мы больше
синеве небес
не верим!
Когда над фронтом
катится звезда, —
ждешь грохота
в конце ее следа.
На небе — месяц,
молодой и прыткий,
глазеет вниз, —
еще не сбит зениткой.
Туман,
встающий молча из-за леса,
окутывает дымовой завесой,
и на лугу,
где сладко млеет сено,
приходит мысль
о запахе фосгена.
Пожарищем,
плывущим из-за хат,
дымит восток
и плавится закат.
Ряды кустов,
знакомые веками,
загримированы грузовиками.
Клин журавлей летит:
точь-в-точь —
над рощей
к бомбардировщику
бомбардировщик.
И тополя,
темны и молчаливы,
встают вдали,
напоминая взрывы.
Притворно все…
И на лесной опушке
поют обманным голосом
кукушки».
Сидят партизаны
в лесной стороне,
жуют партизаны
сухарь при огне.
Дымками чуть дышит
родное село,
снегами по крыши
его замело.
Ветер, дик и груб,
клонит дым у труб,
гонит, пригибает,
рвет за клубом клуб.
Над трубою дымы —
хата не пуста…
Страшны, нелюдимы
гиблые места.
Улица села
выжжена дотла,
словно все живое
вымела метла.
Ходит часовой
с «мертвой головой».
Вьюга запевает
нотой басовой.
Чудится ему:
в снеговом дыму
призраки мелькают
сквозь метель и тьму.
Пособи, зима,
посуди сама:
шаг врага попутай,
посводи с ума!
Чисты, непримяты
свежие снега.
Стынут автоматы
в пальцах у врага.
Снега целина,
вьюги пелена,
рухнув, вновь взмывает
воздуха стена.
У врагов в тылу
сквозь буран и мглу
сводные отряды
движутся к селу.
Помоги, пурга,
разгромить врага,
чтобы подкосилась
хищников нога.
Стужа их дерет,
ужас их берет,
ходят, автоматы
выставив вперед.
Не мешай, метель,
нам наметить цель,
чтоб упал захватчик
в мерзлую постель,
чтоб упал-уснул
под метели гул,
под прямой наводкой
партизанских дул.
Орды фашистские,
дики и пьяны,
вторглись в ворота
Ясной Поляны.
Что им Толстой?
Звук лишь пустой!..
Вторглись шакалы
ко Льву на постой.
Все испоганили,
все истребили,
книги пожгли
и деревья срубили:
пусть, дескать, в пепел
испепелятся
самые мысли
яснополянца!
Но со страниц
его книг обожженных —
сотни героев
вооруженных.
Из-за дерев,
подсеченных под корень,
вышел бессмертный народ,
непокорен!
Вот — человечен
и простодушен —
встал со своей носогрелочкой
Тушин.
Вот — невидимка —
Тихон Щербатый
где-то окапывается
лопатой.
Вот — красноликий,
бросающий вызов —