Планета матери моей - страница 8

стр.

Как-то мелкий камешек ударил мне в спину. Я обернулся.

— Ты, Халлы?! Откуда? Когда приехала?

— Уже совсем не ждешь меня? Выходит, горожанки тебе не по нраву?

— Разве я когда-нибудь попрекал тебя городом?

— А вот я тебя попрекаю!

— Почему же? — обиделся я. — Хорошая работа. За день мне насчитывают по три трудодня.

— Век арбы миновал, Замин! Скоро все будут делать машины — возить тяжести, сеять, жать, молотить. Теперь не погонщики волов нужны, а водители автомобилей.

— Ты прямо как на собрании выступаешь.

В это время я лихорадочно думал, что другого случая открыть свое сердце Халлы мне не представится. А если она только расхохочется в ответ? За что, мол, тебя любить, если ты, как сойка, только и копаешься в навозе?

— Чего ты хочешь от меня? — спросил я вслух.

Халлы горячо отозвалась:

— Чтобы ты учился! Меня уговаривал, ободрял, а сам?..

— А кто позаботится о моей матери, о младших? Я буду учиться, а моя мать будет стирать белье дяди Селима?! Нет, не думай, он хороший человек, он нам помог в трудное время. Если б не это…

— Селим обидел тебя?

Я больше не мог сдерживаться.

— Брось притворяться! Я знаю все. Конечно, он мне не чета. Не в навозе копается, а ходит в блестящих калошах. Склянку духов зараз на папаху выливает. Каждый день новый галстук повязывает…

— Что ты городишь? Какие галстуки? Селим такой же человек, как и ты. Он всего добился сам. Если станешь учиться…

— Да не нужны мне ни твоя учеба, ни ты сама! Иди-ка лучше отсюда…

Я вытянул волов кнутом. Лишь на перевале оглянулся: Халлы стояла на дороге.

На следующий день, в раннее воскресное утро, с кувшином на плече она неожиданно пришла к нам во двор. Я спрятался в лачугу, но мать позвала:

— Замин! К тебе гостья.

— Здравствуйте, сестрица Мензер, — вежливо проронил я, не поднимая глаз.

Но она сразу перешла к делу.

— В городе открываются курсы шоферов. Я тебя уже записала. Твоя мать тоже согласна.

— Но ведь нужно направление от колхоза? Охотники и без меня, наверно, найдутся.

С внезапной горячностью вмешалась мать:

— Я сама попрошу у председателя такую бумагу. Барышня права: нужно ремесло в руки! Умирая, я хочу знать, что ты останешься с верным куском хлеба, сынок.

Она и прежде убеждала: не думай о нас, я всегда заработаю в колхозе, а по дворам — кому чурек испечь, кому паласы вытирать — обещаю больше не ходить!

Уже попрощавшись, Халлы вернулась:

— Вечером я возвращаюсь в город. Ты тоже приезжай. Если надо, вместе пойдем к заведующему курсами.

Мать внимательно посмотрела ей вслед.

— Мы с Мензер вместе в школу ходили. Сейчас она в техникум поступила, хочет стать учительницей. Наверно, им дали задание, чтобы каждый уговорил одного человека из села приехать на курсы. Вот она и старается. Не все ли равно ей, я или другой?

— Думаешь? — задумчиво протянула мать. — Но все равно девушка права: необразованный что слепой. Привези меня сейчас в город, я и шагу там не ступлю. Ступай, сынок, на эти курсы. Прошу тебя.

— Да еще, может, ничего не получится?

— Что мы дурного сделали, чтобы у нас доброе дело не получилось?! — возмутилась мать.

7

С тяжелой торбой пшеницы на спине я шагал по дороге в город, перебирая счастливые события вчерашнего дня: Халлы была у нас, понравилась моей матери, а сам я скоро стану шофером! Не сон ли мне снится?! Сколько раз меня посещали сновидения, которые ни в чем не походили на обыденную жизнь. Будто бы бросаюсь с вершины Каракопека и лечу, взмываю выше орлиных гнезд и птенцы тянут ко мне голые длинные шеи. Вижу с вышины, как в реке плещутся косяки рыб. А сверстники, задрав головы, принимают меня за диковинный аэроплан или за волшебную птицу.

Мне не приходилось раньше торговать на рынках. Шум и гомон оглушали. «Пшеничка белая, каравай желтый, пахнет так, что душу отдашь!» — кричал один. «Пшеничные зерна с гранат величиной!» — похвалялся другой. Покупатели упорно спорили, взяв горсть, пересыпали в ладонях: «Сору больно много», «В сырости, верно, держали?»

Я продал свою торбу первому, кто подошел.

— Какая цена, малец?

— Как у других, так и у меня.

Деньги запрятал в карман и отправился побродить по рядам. Каких сладостей только не было! Пахлава сплошь в имбире. Леденцовые петушки на палочках, такие же, как в детстве. А у самых ворот на расстеленных паласах переливались бусы и разноцветные перстеньки. Я справился о цене нитки бус, похожих на алые гранатовые зерна, и не раздумывая купил их. Когда перекидывал торбу за плечо, из рупора на столбе донесся голос. Он пел: