Планета обезьян. Война - страница 8
– Где вы находитесь, солдат? Определите свое местоположение.
– Я не знаю!
Голос Полковника звучал ровно и ободряюще.
– Что вы видите?
Пастор не собирался поднимать голову из канавы, чтобы сообщить Полковнику, что он видит несколько деревьев и кустов. Его голос дрожал, почти пропадая от напряжения. А что, если обезьяны его услышат?
– Я ничего не вижу! Мы много людей потеряли, сэр. Капитан убит!
Полковнику потребовалось какое-то время, чтобы переварить эту информацию.
– Теперь вы командуете.
– Командую, сэр? – Пастор попытался разъяснить Полковнику. – Кажется, только я один и остался в живых!
Обезьяны точно были где-то рядом. Он слышал, как они топали по земле, приближаясь к нему. Пастор поднял голову, напряженно ожидая, когда покажется первая обезьяна.
– Сэр, я не думаю, что смогу с этим справиться, – его горло перехватило от волнения. Плохо, конечно, умирать молодым в безнадежном бою, но потерпеть поражение и попасть в лапы обезьян, не выполнив задания… – Простите, сэр! Мне очень жаль.
Полковник мрачно ответил:
– Я понимаю, солдат. Просто убей их столько, сколько сможешь.
Но исполнять этот приказ было слишком поздно. Беспомощно копаясь среди мертвых тел в поисках арбалета, Пастор услышал, как над ним кто-то враждебно фыркнул. Он замер, посмотрел вверх и увидел нескольких обезьян, смотревших на него со смертельной злобой в глазах. Их копья и ружья были направлены на него, хотя любая из этих обезьян легко могла голыми руками вырвать ему конечности. На лицах обезьян не было жалости, да Пастор и не ожидал этого. Всю его жизнь обезьяны и люди были смертельными врагами, и сейчас эта жизнь подходила к концу. Пастор сглотнул слюну и стал ждать, что будет дальше. Он и так уже был в могиле. Все остальное – просто формальность.
«Давайте, – подумал он. – Пора с этим кончать».
Цезарь размышлял над ужасными последствиями битвы. Обезьяны собирали оружие, срывая ружья и амуницию с трупов солдат-людей. Дело необходимое, но грязное. Вожак обезьян (он все еще оставался в расцвете своих сил) отвернулся от мародерства и медленно пошел по направлению к открытой всем взорам траншее, камуфляж и защита которой не смогли уберечь ее от нападения людей. Взорванные останки защитной стены были разбросаны по всему холму, и это говорило о том, что взрывчатые материалы у врага очень хорошие. Обугленное дерево все еще воняло дымом, и оставшиеся очаги огня следовало затушить.
Он мрачно наблюдал за тем, как тела обезьян – не все из них были в целости – доставали из взорванных глубин траншеи. Он не пытался считать мертвых – после будет достаточно времени для того, чтобы посчитать свои потери. Сейчас важнее было знать, сколько обезьян ранено, и заняться ими. Он боялся, что, несмотря на все попытки их знахарей, многие из несчастных умрут от ран в ближайшие часы или дни. Победа досталась обезьянам слишком дорогой ценой.
«Бой закончен, – подумал он, – но поминки только начались».
Часовые, расположившиеся на деревьях, внимательно наблюдали, нет ли еще где-нибудь солдат-людей. Цезарь приказал им немедленно поднять тревогу, если будет такая необходимость, а сам стал спускаться в то, что осталось от траншеи. Гориллы, шимпанзе, орангутанги и бонобо, раненые и нет, смотрели вверх, с трепетом и почитанием, на своего спускавшегося вожака. Одно его присутствие вызывало у всех глубокие эмоции. Широко раскрыв глаза, обезьяны толкали друг друга, предупреждая соседей о его прибытии. Даже раненые приподнимались и смотрели на него, когда он проходил мимо.
Цезарь привык к такой ответной реакции. Он, в конце концов, был их вождем… и их освободителем. Это он почти десять лет назад выпустил на свободу вирус, который развил их умственные способности и освободил их из заточения в лабораториях и зоопарках.
Сейчас ему уже двадцать лет, и шерсть на лице Цезаря кое-где покрылась сединой, но авторитет его оставался неоспоримым. Сознавая отношение к себе своего народа, он демонстрировал перед ними силу и мужество.
На его хмуром стоическом лице никогда не появлялись страх или слабость. Только боль в выразительных зеленых глазах выдавала то как сильно страдания его народа влияли на него.