Плавильный котел - страница 4

– До свидания, господин Квиксано. Надеюсь, Давид станет новым Рубинштейном!

– Какой сильный снегопад! – воскликнул Мендель, открыв дверь.

– Мы, русские, привыкли к этому!

Вера ушла взволнованная. Мысли смешались. “Что он пережил, бедный мальчик! Еврей! Замечательный еврейский парень! Давид – то был юный пастух с арфой и псалмами, певец народа Израиля…”

2. Второе чудесное превращение

Учитель музыки Мендель Квиксано живет в Нью-Йорке с матерью и с племянником Давидом. Юноша единственный из всей многочисленной семьи уцелел в пагубе Кишиневского погрома и бежал к дяде в Америку.

Давид с безоглядным молодым задором верит в живительную обновляющую силу свободной страны и не приемлет скептицизм старшего поколения своих домашних. “Скептику нужен фонарь, чтоб разглядеть, блистают ли звезды” – думал о них Давид. Скрипач-самоучка, наделенный выдающимся музыкальным даром, он сочиняет симфонию, сталкивая в своем творении мрак старой замшелой Европы с сиянием надежд Нового света.

В доме Квиксано прислуживает молодая ирландская девушка Кетлин. Бедняжка никак не может подладиться к прихотям набожной хозяйки, требуюещей соблюдения в доме еврейских традиций, абсурдных, по мнению христианки. И нет мира меж двумя женщинами.

– Черт побери это масло! – взвизгнула Кетлин, выскочив из кухни.

– Будь проклята Америка вместе с тобой! – раздался ей вдогонку голос госпожи Квиксано.

– Опять воюют мать и Кетлин… – обреченно вздохнул Мендель.

– Не нравится Америка – можете отправляться в свой Иерусалим! – огрызнулась Кетлин.

– Даже домработницам мы здесь мешаем… – пробормотал Мендель.

– И за сто долларов в неделю не стану служить у евреев!

– Кетлин! – вскричал Мендель.

– Ой, я думала, вас здесь нет!

– И поэтому вы смеете грубить моей матери!

– Она обвинила меня в том, что я положила мясо на тарелку, где лежало сливочное масло!

– Вы же знаете, Кетлин, это против нашей веры!

– Но она лжет! Я положила масло на тарелку, где лежало мясо!

– Ничем не лучше. Это запрещено у нас.

– Тут сам Папа Римский не разберется. Какая бестолковая религия!

– Вы говорите дерзости. Занимайтесь вашей работой, – сказал Мендель и сел к роялю.

– А я что делаю? Скатерть белую стелю к вашему шабису!

– Хватит пререкаться, вы мешаете мне играть.

– Мне необходимо говорить с кем-нибудь.

– Вам платят за работу, а не за разговоры. “У короткого ума длинный язык” – подумал он.

– Старуха ворчит и придирается. Мясо, молоко, тарелки! Разобью всю посуду, и конец!

– Не посуду, а веру вы разбиваете! – заявил Мендель, отвлекшись от нот.

– Я раньше вела еврейские дома, где мясо и масло уживались в одной тарелке!

Менделю это показалось забавным, он рассмеялся. Кетлин заявила, что на дурацкий кашрут ей наплевать. Мендель развеселился еще больше.

– Я не намерена слушать насмешки от евреев! Предупреждаю о своем уходе за неделю!

– Ерунда. Никто не смеется над вами. Терпение, и вы освоитесь с нашими привычками.

– У вас у каждого свои привычки. Один соблюдает шабис, другой – нет!

– Делайте, как хочет моя мать, этого будет достаточно.

– Я не понимаю ее тарабарщину. Пусть говорит по-английски, как христианка!

– Если у вас такое на уме, вам лучше здесь не оставаться! – рассердился Мендель.

– Я ухожу немедленно!

– Вы не имеете права!

– Имею! Можете оставить себе мою зарплату!

Звонок в дверь прервал приятную беседу. Явилась Вера Ревендаль с намерением пригласить Давида выступить с концертом в их землячестве. Затем пришел Давид. Приглашение было с радостью принято. Нечаянно брошенное Верой замечание о ее родине, городе Кишиневе, напомнило Давиду о пережитой трагедии. С ним сделалась истерика. Уняв племянника, Мендель собрался уходить.