Плечом к плечу - страница 24

В сугробах, где-нибудь под деревом косматым

Иль в старом городе по улицам кривым

История идет с солдатским автоматом,

И даже мертвые хотят помочь живым.

Во фраках призрачных у насыпи пустынной

Там Лукасинский сам и Траугутт вдвоем

При свете месяца закладывают мины[27]

Под стыки звонких рельс, блестящих серебром.

Варынский там звенит мазуркою кандальной[28]

В воротах фабрики, поход готовя дальний,

И Павяк[29] ждет его. И скачет там в тумане

Стегенный[30] и за ним восставшие крестьяне.

Согнуты тени их, через плечо патроны.

Один из них поит коня водой студеной.

Якуб Ясинский то! Как грозно и сурово

Блестят его глаза! Вновь на коня садится.

Ведь послан он гонцом от Рады Народовой[31]

И должен лично сам вручить письмо Сташицу[32].

Воскрес он для борьбы… В морозном ореоле

Лежат развалины и Модлина и Кутна[33].

Какая тишина! Заря мерцает смутно.

С гранатой Бучек встал в безлюдье улиц Воли[34].

Так настоящее с далеким прошлым вместе

Растит кровавые бессмертники возмездий,

И люди, в прошлые события вглядясь,

Борьбой своей крепят с грядущей жизнью связь

Над отступающей границей рабства, горя,

Что отодвинулась в отливе, словно море,

Взлетела в небо весть сигналами ракет,

Как будто привезли шифрованный пакет,

И конским топотом она несется глухо,

И каждый раз, когда к земле приложишь ухо,

То загудит она подземным гулом в нем, —

Дошла и ширится весть громкая о том,

Что Польша будет жить, от бури сотрясаясь,

И станет радостной, счастливой, молодой,

Ногами — склонов Татр обрывистых касаясь,

Упершись в Балтику янтарной головой.

Как солнце после бурь и долгого ненастья,

Лучистый взгляд ее блеснет светлей, нежней,

И переполнит грудь ее такое счастье,

Что сможет напитать им всех своих детей.

Повеет ветер ей раздольями свободы,

Откроется пред ней слепительная даль,

От запаха земли пройдет ее печаль,

И в сердце сгладятся былых страданий годы.

Весна! Весна! Чудес уже развернут свиток

Во взрывах, в трассах пуль и в грохоте зениток.

Потоком бурным кровь подмыла гребни скал,

И в пропасть падает чудовищный обвал.

Оплот последний взят — ура! Одна бойница

Сверкает и гремит. Скорей ее сметем!

Вперед! Чрез поле битв должны мы устремиться

К победе солнечной! Вперед прямым путем!

Под майскою грозой, под ливнем поцелуйным!

Свобода! Родину овей дыханьем буйным

И победителей шеренги окрыли!

О нет! Не город то поднялся из земли

Над вечной рябью волн, сверкающих вдали…

О нет! Не город то, а поле битвы новой!

Здесь завтра улицы осветит блеск багровый

И будет бушевать железный вихрь и град…

О нет, не город то! Зигзаги баррикад,

Как будто челюсти, ощерили траншеи,

Вращает пушки дот, броней стальной темнея.

Чрез минные поля мой стих-солдат пройдет

Бесшумно, как патруль, и, устремясь вперед,

Увидит и сочтет все огневые точки,

Всех пулеметных гнезд найдет сосредоточье,

Запомнит каждый ров, и дзот, и склад оружья,

Завалы из мешков с песком на чердаках, —

Но прежде пусть мой стих те норы обнаружит,

Куда предателей загнал животный страх!

Пусть встанет он в дверях с прицелом, взятым точно…

Гремит по лестницам, по трубам водосточным,

Пускай мой стих летит в предместья, как призыв,

Чтоб множество людей сплотил один порыв!

Пускай мой стих гремит их гневной бурной речью,

Чтобы восстав пошли поляки нам навстречу!

О братья, если бы под бурею событий

Рукою слабою я мог соединить

Концы тринадцати разъединенных нитей

В одну сплетенную и шелковую нить![35]

То — ненависти нить и нить любви единой!

О, если бы я мог той нитью крепкой, длинной

Все ваши бледные от голода и муки,

Разъединенные от несогласья руки

Связать, как фитилем, огонь пустить по нити,

Чтоб взрывом пламенным сердца у всех зажглись!

Колокола, скорей тревогу зазвоните!

Пускай призыв к борьбе несется мощно ввысь!

Объединимся же! Земля в весенней неге

Вновь ярко зацветет, смерть жизнью победив,

Об этом танки весть несут в гремящем беге,

И каждый выстрел в том порукой, каждый взрыв!

Объединимся же! Чудовищным драконом

Враг отползает вспять по землям разоренным!