Племя тьмы - страница 32
— Где Джулия? — спросила Керсти.
— Не паникуй. Все в порядке, — ответил голос. Она уже почти вспомнила, кому он принадлежал.
И, немного растерявшись, сошла еще на одну ступеньку вниз, опираясь рукой о стену, словно боялась потерять равновесие.
— Я видел тебя… — продолжало существо. — Думаю, ты меня тоже видела. В окне…
Любопытство разгорелось против самой ее воли. Выходит, эта тварь находится в доме уже давно? Если так, то Рори наверняка должен…
И тут она вспомнила, чей это голос.
— Да. Ты помнишь. Теперь я вижу, ты все помнишь…
Это был голос Рори, вернее, очень похожий на его голос.
Более гортанный, более самоуверенный, но сходство было настолько очевидным, что ноги ее, казалось, приросли к месту от удивления, в то время, как монстр продолжал приближаться к ней. Вот он уже на расстоянии вытянутой руки…
Наконец ей удалось побороть оцепенение, и она повернулась и бросилась бежать. Но было уже поздно. Она почувствовала его в шаге за спиной, затем ощутила, как скользкие пальцы чудовища впились ей в шею. Из горла поднимался отчаянный крик, но не успел вырваться наружу — изуродованная ладонь опустилась на ее лицо, не только заглушив его, но и не давая возможности дышать.
Он легко приподнял ее и потащил обратно — в том направлении, откуда она пришла. Все попытки вырваться из стальных объятий оказались напрасными, все раны, которые наносили ее пальцы, впиваясь в его тело, срывая повязки и погружаясь в сырое мясо под ними, не производили на него, по крайней мере внешне, никакого впечатления. В какой-то момент она с ужасом осознала, что каблуки ее колотят труп, лежащий на полу. И почти тотчас же ее втащили в комнату, откуда появлялись все эти живые и мертвые существа. Там пахло прокисшим молоком и парным мясом. Касаясь пола, она чувствовала, что доски его мокрые и скользкие.
Желудок ее, казалось, вот-вот вывернет наизнанку. И она не стала сдерживаться, но, содрогаясь и кашляя, выблевывала все его содержимое, пребывая в смятении и страхе от того, что может последовать дальше.
Она не в состоянии была уследить, что происходило в комнате в следующую минуту. На миг показалось, что она видит стоящую на пороге женщину (Джулию?), затем дверь захлопнулась. Или то была только ее тень? Как бы там ни было, но взывать о помощи поздно да и не к кому. Она осталась одна, наедине с этим кошмаром.
Обтерев ладонью губы, она поднялась на ноги. Свет с улицы проникал через щели в кусках газеты, затеняющей окно, испещряя комнату бликами, словно лучи солнца сквозь ветви деревьев. И сквозь это кружевное сияние к ней, принюхиваясь, двигалось чудовище.
— Ну же, иди к папочке, — сказало оно…
Ни разу за все свои двадцать шесть лет жизни ей не было легче ответить отказом на зов.
— Не смей меня трогать! — взвизгнула она.
Создание слегка склонило голову набок, словно упиваясь наслаждением при виде полной беспомощности своей жертвы.
Затем надвинулось на нее, излучая гной, смех и о, Господи, спаси ее и помилуй — желание!
В полном отчаянии она отодвинулась еще на несколько дюймов и забилась в угол, дальше отступать было просто некуда.
— Ты меня не помнишь? — спросил он.
Она покачала головой.
— Фрэнк, — последовал ответ. — Я брат Фрэнк…
Она виделась с Фрэнком только однажды, на Александра Роуд. Он как-то зашел туда днем, как раз накануне свадьбы, это все, что она помнила. Впрочем, не все, она еще помнила, что тогда возненавидела его с первого взгляда.
— Оставь меня в покое! — крикнула она, когда он протянул к ней руку. В прикосновении его запачканных кровью пальцев к груди была какая-то мерзкая утонченность.
— Нет! — взвизгнула она. — О, Господи, да помогите же хоть кто-нибудь!
— Что толку кричать? — произнес голос Рори. — Что ты сможешь сделать?
Ничего — ответ был совершенно очевиден. Она была абсолютно беспомощна, как бывало с ней только во сне, в сновидениях, наполненных сценами погони и нападений, которые ее воображение всегда рисовало ей, — где-нибудь на пустынной темной улице бесконечной ночью. Но никогда, даже в самых страшных и фантастичных из ее видений не смела она предположить, что ареной подобных действий может стать комната, мимо которой она проходила десятки раз, в доме, где она совсем недавно была счастлива и так веселилась, и, что называется, средь белого, пусть и пасмурного дня.