Пленительные наслаждения - страница 69

В той же пьесе он нашел еще и такие строки:

Струило аромат ее дыханье;

Все в ней святым казалось и прекрасным.

Он попытался перефразировать: «Когда я увидел вас в порту, ее… нет, ваше дыхание струило аромат. И все, что было в вас, казалось мне священным и прекрасным». Нет, это не то.

А вот это совершенно правильно. Квил невнятно пробубнил:

Какие звезды озаряют небо

Такою красотой, как эти глазки, -

Ее прелестнейший и юный лик?

Он не мог заставить себя произнести это в полный голос, что, если камердинер войдет в комнату! Но кто бы мог подумать, что Шекспир писал подобную белиберду!

Глаза Габби не были похожи на звезды. Они были зелено-карие, с темным, почти черным, ободком. И они не озаряли никаких небес. Зато светились подобно золотисто-коричневому бренди. Они разговаривали. Встретить ее взгляд – все равно что принять приглашение в сумбурный мир смеха и слов, погрузиться в омут бурных эмоций и опрометчивых желаний. Целуя ее, Квил видел, как от страсти ее глаза подергиваются поволокой и цвет бренди становится сочнее.

Близилось время ставить вопрос ребром.

Квил мысленно прорепетировал то, что набрал из шекспировской «белиберды».

Было семь утра.

Идеальный час для лицедейства.

Утром ни свет, ни заря пришла Маргарет. Когда она доложила, что мистер Эрскин Дьюленд просит явиться немедленно, Габби застонала. Половину ночи она провела в слезах, переживая постыдный момент с упавшим лифом. Потом оживляла в памяти то, что произошло в экипаже по дороге домой. По сути дела, она совсем не спала.

Вела себя как отъявленная распутница – тут двух мнений быть не может, корила она себя. Видел бы отец! Он бы вышвырнул ее из дома. Очевидно, Квил вызывал ее именно для этого. Почему она поддалась его воле? Что на нее нашло ночью?

Габби невидящим взором смотрела в зеркало, пока Маргарет приводила в порядок ее волосы.

– Мисс, не стоит принимать все так близко к сердцу, – сочувственно проговорила горничная. Габби встретила ее взгляд в зеркале, глубоко шокированная этим заявлением. Откуда Маргарет знает? Может, от кучера? Или от лакея, который стоял на запятках и все видел?

– Ну, худшее, что может быть, – продолжала служанка, – это заметка в колонке сплетен. – Габби побледнела. Какой ужас! Может, возвращение в Индию не самая плохая перспектива?

– Хотите, я пошлю кого-нибудь купить все газеты? – предложила Маргарет, сооружая ей прическу. – Моя мама говорила, что неприятности лучше встречать лицом к лицу. Ничего страшного. То же самое могло произойти с другими леди. Все знают, что эти французские лифы так и напрашиваются упасть. А может, газеты и вовсе не упомянут об этом. В конце концов, это слишком деликатный вопрос.

– Да, – хмыкнула Габби, с облегчением отметив, что Маргарет ведет речь не о том, что было в карете, а о скандальном эпизоде на балу. Может, какие-то газеты и не станут освещать этот вопрос, но ждать деликатности от «Морнинг пост» не приходится. Возможно, Квил уже ознакомился с одной из соответствующих колонок светской хроники, потому и приглашает на беседу.

Обладающая неуемной фантазией, Габби спускалась по лестнице, подражая своей придуманной героине – французской маркизе, идущей на гильотину без слез, с гордо поднятой головой. «Прекрати, Бога ради! – зашипела она на себя. – Нашла время сочинять небылицы!»

Все эти глупости лезли в голову из-за переживаний минувшей ночи.

Квил, должно быть, услышал ее шаги.

– Входите, Габби, – сказал он, предваряя ее появление. Грудной голос возбудил в ней трепет, подобный порханию бабочек. Почему ее деверь – ну ладно, пусть будущий деверь! – действует на нее таким непонятным образом?

Габби прошла в кабинет. Она была настроена довольно дерзко. В самом деле, она не виновата, что платья мадам Карем имеют обыкновение обнажать грудь в самый неподходящий момент. Это Питер виноват. Он сам выбирал модистку.

Квил стоял спиной к камину, держа руки сзади. Совершенно непроницаемый, отметила про себя Габби. Точно гранитный камень.

Нет, это не Питер, решила она внезапно. Во всем виноват Квил. И вместо того чтобы сказать ему «доброе утро», она наградила его хмурым взглядом.