Плевенские редуты - страница 12
Чиркнув спичкой, он раскурил тонкую душистую папиросу, спохватившись, протянул пачку:
— Вы курите?
— Нет, спасибо…
Рядом с ними два горожанина — внешне похожие на чиновников — обсуждали воззвание экзархии.
— Между прочим, — тихо произнес один из них, — наш Мехмед-паша успел унести ноги. «Мне нужен для здоровья климат Истанбула», — объяснил эфенди, уезжая.
Артиллерийская канонада словно бы приблизилась, походила на дальние раскаты грома.
— А земли свои ага продал по дешевке Жечо Цолову, — сказал другой болгарин, и Марин порадовался, что не назвал новому знакомому своей фамилии.
Но в это время вмешался третий систовец в дорогом костюме с золотыми, от часов, брелоками на животе.
— Ждете своего Ивана? — зло спросил он. — Ждете московцев?
— Не зайти ли нам в кафе? — поспешно предложил Марин Русову.
— С удовольствием, — откликнулся Стоян, и они, оживленно разговаривая, пошли к кафе на площади.
Через Дунай Константин Николаевич переправился у селения Калу-Гермек с помощью рыбака. Затем путь от Видина до Никополя проделал на коне, вдоль реки. На Фаврикодорове порыжелая от солнца красная феска, турецкие шаровары, буроватый плащ, торба сбоку. Внешне всадник вполне сходил за торговца-косту, скупающего мелкий скот.
Константин Николаевич сделал крюк к селу Царевец — турки называли его Текир — мимо монастыря святой Богородицы. Въезжать в незнакомый город ночью Фаврикодоров посчитал неразумным — и громко застучал ручкой плети в дверь крайней избы. Судя по всему, здесь жил небогатый болгарин.
— Эй, гяуры, открывай! — продолжая тарабанить, кричал по-турецки Фаврикодоров.
Где-то сонно залаяла собака, всполошенно закричал петух. В окне засветилась лучина, и дверь приоткрыл немолодой болгарин в нижнем белье и с вилами в руках.
— Чего тебе? — сурово спросил он ночного пришельца.
Тот сделал вид, что не понимает по-болгарски, и потребовал.
— Коня накорми… Постели… Спать буду, спать! — совал в руки болгарина поводья, показывал, кладя голову на ладонь, как будет спать.
Хозяин хаты Ивайло Конов, тяжело вздохнув, покосился на ятаган за широким поясом у незваного гостя и повел коня под навес во дворе. Возвратившись двумя минутами позже, бросил на циновку подушку, пробормотал мрачно:
— Ложись, чтоб тебе не встать!
Фаврикодоров улегся, спрятав под подушку французский шестизарядный револьвер «Лефоше». Прикоснулся кончиками пальцев к граненому стволу, звездочкам на барабане. Вскоре стал притворно похрапывать.
В соседней комнате зашептались, молодой девичий голос успокаивал:
— Ничего, баща[6], потерпи еще… Скоро русские придут.
— Сил нет, Кремена…
Пропели вторые петухи.
Фаврикодоров проснулся рано утром, едва зарозовела заря. С порога разглядел владения Конова: изба покрыта соломой, низ выложен камнем. Небольшой сад обнесен плетнем.
Хозяин, мужчина лет сорока восьми, прибирал двор. На болгарине — куртка из домотканого сукна, широкие, подпоясанные красным кушаком шаровары; несмотря на теплынь — барашковая серая шапка, а на ногах — белые носки и опанки из полотна.
Дочь хозяина — Кремена, в грубом сукмане-сарафане поверх вышитой рубашки, с простеньким браслетом на запястье правой руки, несла на коромысле воду из колодца в избу. Была девушка светловолоса, зеленоглаза, сильна и на постояльца глядела с неприязнью. У нее лицо с тем легким загаром, что встретишь только у сельских девушек, словно бы солнце к матовости осторожно прибавило негустой коричневый тон.
Фаврикодоров решился. Когда отец и дочь вошли в комнату, он оказал на чистейшем болгарском языке:
— Русский я… Вы меня не бойтесь. — Достал нательный крест, поцеловал его: —Клянусь богом!
Ивайло оцепенел от неожиданности, вобрал голову в плечи. Кремена же поверила сразу и просияла.
— Ох, дядечко, поскорее бы подлых прогнали! На улицу выйти нельзя — турки грабят, насильничают. Да вы погодите, — спохватилась она, — я вмиг яичницу с салом приготовлю.
— Свиней-то турки не трогают, — пояснил Ивайло.
Через несколько минут они втроем сидели за столом. На нем появились брынза, пшеничный хлеб, домашняя колбаса. Фаврикодоров расспрашивал:
— Турок в Систово много?