Плевенские редуты - страница 35

Откуда-то выскочила орава болгарских мальчишек, умоляя Суходолова разрешить им «подержать коня». Во все глаза глядели на то, что происходит на площади: вбирали в себя звяканье удил, всхрапывание коней, вроде бы знакомую и незнакомую речь, цифры, вырезанные на алых околышах фуражек. Прикасались к стремени, пике… Точно так, как те, систовские, у корзины со сливами.

Трех казаков Афанасьев отправил «на гору», в дозор. При этом болгары просились, чтобы и их послали на сторожевые посты.

Фаврикодоров издали глядел на радостную суматоху. Как хотелось бы ему подойти сейчас к горбоносому есаулу и сказать:

— Русский я, Константин Николаевич…

Но нельзя, нельзя. Скрепя сердце, стой в стороне, ты еще понадобишься, Хасан.

Со злобой глядел сквозь щель забора на пир русских Вылко Халчев. Еще недавно занимался он портняжничеством, дружил с соседом, портным Русовым. Но ремесло плохо кормило Халчева, и он как-то за рюмкой ракии сказал Русову: «Сила берет верх, значит, надо служить силе». Русов назвал Вылко предателем. Они поссорились, а Халчев поступил в турецкую полицию, это освободило его от налогов и повинностей, дало сытую жизнь, сулило награды.

Сейчас Вылко старался запомнить, кто из болгар приносил угощение казакам, кто сидел рядом с их офицером. Вон примеряется торговец рахат-лукума Хасан.

А к молодому казаку подошел Стоян Русов — отродье гордеца, посмевшего оскорбить его, Халчева. О чем-то просит казака. О чем бы это? Такие, как этот сопляк Стоян, потом будут нас же вешать. Отцовская закваска…

Стоян Русов полтора месяца назад возвратился в Плевну вместе с Марином, в его коляске.

В дороге Стоян, по-молодому откровенный и безоглядный, не скрывал от своего нового знакомого и ненависти к турецким властителям, и ожидания русских.

Еще тогда Марин решил, что в Плевне не стоит поддерживать близких отношений с явным плебеем. Это — преждевременно. Но про себя отметил, что в неожиданных поворотах жизни, возможно, юнец когда-нибудь ему и пригодится.

С тех пор они редко встречались. Только два раза Русов видел Марина издали, когда тот входил в конак или шел рядом с эфенди: в тройке, с бабочкой на белой рубашке, с тонкой бамбуковой тростью в руках. Желания продолжить знакомство с Мариной и у Стояна не возникло, хотя, в общем, то, этот образованный юноша был симпатичен ему. Но слишком разным оказалось их положение в Плевне, и не к чему себя навязывать.

Сегодня утром за Стояном зачем-то приходили из полиции. Хорошо, что не застали дома, от них добра не жди.

Отец Стояна — Тодор — при жизни кроил безрукавки, полукафтаны, рубашки, которые мать затем расшивала. Но дела шли все хуже и хуже — мода требовала европейское платье, горожане Плевны предпочитали носить сюртуки и пиджаки. Отец влез в долги, не смог заплатить в срок ростовщические проценты чорбаджи Златану. Турецкий судья засадил Тодора Русова в долговую тюрьму. Там он и скончался. Мать ненадолго пережила отца и умерла в прошлом году. А брат Стояна — тоже Тодор — ушел на заработки в окрестности Истанбула, нанялся землекопом к турецкому паше, строящему дворец. Вот и остался Стоян в Плевне один, как перст. Окончив два класса келейной школы, содержащейся при монастыре за счет пожертвований, поступил он учеником в швейную мастерскую.

Стоян всей силой души ненавидел турок, мечтал об их изгнании, страстно хотел участвовать в этом. Но как? Уйти в леса, в горы? Там найти смелых юнаков? Кабы знать, где они?

И вот эти пришельцы — казаки. Словно посланы самим богом.

Стоян подошел к чубатому светловолосому казаку, сказал:

— Я — Русов.

Тот охотно протянул руку:

— Алексей Суходолов.

Пожатие у казака крепкое, дружелюбное. Стоян, захлебываясь и торопясь, стал умолять Алексея, чтобы он взял его с собой.

— Мой отец сказал: никогда не поднимай руку на русских, если не хочешь заслужить мое проклятие. Братушка, прошу — возьми с собой… Я умею скакать на коне… А здесь лишний час быть тошно…

Из этой сбивчивой речи Алексей все же понял, что Русов просится к ним и умеет ездить верхом.

«Дюже обрадовалась бы Кремона, — подумал Суходолов, — кабы я привадил этого хлопца. Наши все равно вскоре будут издесь. Погутарить с есаулом? Мне коновод нужон… Петька Клевцов утоп в Дунае…»