Плоды манцинеллы - страница 45

— Да, — горячо прошептала Бремер. — Она невероятная. Просто… невероятная.

Второй рукой Майер все еще держал девочку, боясь потерять контакт.

— Спроси, что мы должны сделать?

— Для чего? — непонимающе спросила Марта.

— Чтобы забрать ее. Удочерить, — уточнил Себастьян.

Тень сомнения пробежала по лицу женщины, но она все же обратилась к воспитательнице. Их диалог длился недолго, но Бастиан успел заметить, как безмерная любовь на лице русской женщины сменилась мимолетной печалью. И страхом.

— Она не знает, — сказала Марта. — Директор этого дома придет через несколько часов. Нам стоит ее дождаться.

Через полчаса за окном приземистого здания начал идти легкий снег, а резвящиеся дети вернулись в свои комнаты и о чем-то весело заговорили за тонкими стенами. Себастьян слышал их незнакомую речь, но совершенно не обращал внимания. Он был занят девочкой, которая показывала им, ему и Марте, свои детские рисунки. Целое множество рисунков. Цветастые кляксы складывались в причудливые узоры, понятные только тому, кто их нарисовал. Бремер неустанно переводила все, что говорила Маша, но смысл был и так понятен. Вот эти черточки с зеленой мазней вокруг представляли деревья, а вот эти волнистые линии — полноводную реку. На одном листке были изображены два человечка, один побольше, а другой поменьше, они сидели на берегу массивного синего пятна, что, несомненно, символизировало озеро, и держались за руки. Девочка рисовала высокие горы, которые никогда не видела, рисовала облака и желтое сияние солнца, ночное небо и россыпь искрящихся звезд.

Себастьян улыбался каждому рисунку, кивал и говорил «красиво». Марта перевела Марии значение этого слова, объяснила по буквам, и девочка тут же подхватила: демонстрация всех последующих художеств сопровождалась искаженным по незнанию немецким словом.

— Ка-сиво? — спрашивала она, показывая Бастиану грубое изображение какого-то лесного домика.

— Красиво, — улыбаясь, отвечал он.

Все сопровождалось смехом. Чистым детским и звонким взрослым. Полноватая воспитательница уходила и возвращалась вновь, приносила все новые и новые рисунки, пока они не закончились, и заботливо спрашивала у девочки по-матерински нежные вопросы: не голодна ли она, не холодно ли ей, не устала ли. Но Маша улыбалась и слабо отмахивалась в ответ, ведь в тот уникальный момент появились удивительные люди, способные оценить ее творения совершенно новым и таким притягательным словом «красиво».

Спустя еще час начало темнеть. Стремительная мгла опускалась на землю, оставляя внешний мир в серых тонах, щедро разбавленных почерневшей белизной. Картинки маленькой девочки закончились, и она принялась рассказывать Марте о тех вещах, что знала и видела, задавала вопросы, обращаясь к Себастьяну, и слушала ответы.

В тот момент время казалось чем-то невероятно ценным. Бастиан сидел в удобном кресле, смотрел на Совершенство и слушал ее речь. Он хотел, чтобы этот эпизод его жизни никогда не заканчивался.

— Здравствуйте! — расслабленный поток мыслей прервало громкое приветствие.

В комнату вошла женщина, скинула плотную шубу и расплылась в широкой улыбке. Она выдала целую тираду, бойко и размашисто, жестикулируя и перемещаясь по комнате.

— Это директор, — сказала Марта.

— Я уж понял.

— Ее зовут Ника. Пойдем в кабинет.

— А девочка?

— Ей кушать пора, — Марта посмотрела на Машу и улыбнулась. — Мы ненадолго. Надеюсь.

Мария следила за ними, внимательно и чутко, а когда Бастиан поднялся с кресла, сама вскочила на ноги.

— Ка-сиво? — жалобно спросила она, сдобрив новое слово несколькими фразами на русском.

— Красиво, Маша. Очень.

— Она просит нас не уходить, — дрогнувшим голосом перевела Марта.

— Скажи, что мы вернемся. Обязательно вернемся.

Воспитательница протянула руку и нежно погладила девочку по голове. Женщина наклонилась и поцеловала ее в макушку, ненавязчиво увлекая за собой, но Маша неотрывно смотрела на Бастиана.

— Иди, дитя, — ласково произнес он. — У нас еще будет время.

Приветливая директриса детского дома вежливо стояла в дверях, провожая взглядом девочку и няньку. Она дождалась, когда за ними закроется дверь, и минутой позже вновь ее распахнула, увлекая за собой Себастьяна и Марту. Кабинет находился чуть дальше по коридору, и, как и все здание в целом, не выделялся роскошью и достатком. Два скромных кресла стояли напротив древнего, выщербленного стола, и напоминали Майеру нечто такое, что он давно оставил в прошлом. Оставил в тех годах, когда родительский дом пропах перегаром и запахом глубоко больного человека.