Плоды воспитания - страница 7

Я снова объявил ему «шах». Но «мат», как всегда, оказался недостижимым.

— Два первых твоих обвинения столь нелепы, что опровергать их считаю ниже человеческого достоинства. Если ты не видишь, как я отношусь к маме (которая достойна безграничной любви!) и к тебе (который такой любви недостоин!), значит, ты лишен всякой способности чувствовать и чужие чувства воспринимать! — Я утвердился в своей догадке, что по-настоящему его беспокоило только «в-третьих». — Откуда ты взял… по поводу этого телефона? Я же, еще раз напомню, разговаривал в коридоре.

Отчим, похоже, попытался на цыпочках, потихоньку оправдываться.

— Догадался по тону, по интонациям.

— Совсем забыл, что ты у нас еще и психолог.

— Вы же догадались по «телефонному тону» о моем отношении к Нонне. А я догадался о ваших отношениях…

— Об отношениях?! Это каким же образом… Поделись! Повтори хоть одну мою фразу, которая бы свидетельствовала…

— В том-то и дело, что фраз никаких не было. И никакие важные проблемы не обсуждались. Вы произносили только «да», «нет», «почему». И ни разу не обозначили род… того, с кем беседовали, — ни женский, ни мужской, ни средний. В результате я…

— Скажите, какой знаток! Какой умудренный опытом! Не зря ставишь горчичники своим одноклассницам… У кого ты учишься всему этому? Этой обывательской мелочности! Какая разница, где я курю? И кстати, курил я из-за тебя: переживал, у меня — онколога! — руки дрожали. — Он опять закурил. — Так у кого же ты выучился этой обывательской манере подслушивать и подглядывать, доносить… ябедничать? «По тону, по интонациям», «высокие и стройные»… И у кого ты перенял все остальное?

Он говорил уже совсем тихо — тем явственней была его раздраженность. Пенсне то садилось на переносицу, то покидало ее. Внезапно, что-то придумав, сообразив, он почти прильнул, прижался ко мне:

— Ты чудовищно заблуждаешься! И цинично… Но ради мира в доме я иду на уступки и согласен тебя простить… Однако и ты должен выполнить мою тайную просьбу.

— У вас ко мне…

— Соври еще раз! Ради мамы… Скажи, что не расслышал, ошибся. Или что обманул ее специально, нарочно, дабы свести со мной счеты (неизвестно за что!). Нет, помягче: что хотел мне досадить. Пусть она совсем успокоится. Пусть у нее не останется ни малейших подозрений. Давай заключим мужской договор… А я готов выполнять твои тайные просьбы. И отменить все свои домашние «операции». — Вроде бы мне предлагалась взятка. Он уже не был похож на воителя и онколога-спасителя, но произнес: — Я могу пригласить вас с Нонной в свой Онкологический центр… Путешествие в ад тоже не бесполезно. Активней будете искать и гораздо выше ценить радости жизни. — Я подумал, что сам он ищет радости жизни и ценит их гораздо больше, чем хотелось бы маме. — А по ходу экскурсии я стану, как говорится, «делать тебе набойки»: поднимать твой авторитет, восхвалять твои мужские достоинства, которых пока что не наблюдаю. Это очень на твою Нонну — как на женщину — подействует. Поверь, в этом я разбираюсь.

Я знал, что он «разбирается». Отчим причислил меня к мужчинам, а Нонну — к женщинам. Обещал возвысить меня в ее глазах…

И я соврал. Якобы во имя мамы. А если по правде… Чего бы только я не сделал во имя Нонны!

С этого началось… Между ним и мною возник какой-то подпольный союз. Вскоре он зазвал меня прогуляться, отчего мама пришла в восторг: она жаждала нашего взаимопонимания. Но понимания ситуации у нее самой не было.

— Раз уж мы, любовь моя, заключили мужской договор, выполни еще одну мою просьбу. А я удовлетворю твои преждевременные интересы. — На свежем воздухе Михмат завел не свежую, а давнюю, залежалую тему: — Не называй меня, пожалуйста, на «вы». Очень прошу… Это производит на моих коллег и моих пациентов неблагоприятное впечатление. — Коллеги его весьма изредка приходили к нам в гости, но пациенты, которых он принимал регулярно и дома (что называется, частным образом), были для него куда ценнее гостей. Среди них попадались «стройные и высокие», которых он, мне казалось, обследовал профилактически. Маме этого не казалось. — По рукам? Взаимное «ты»! И еще, если можно, не называй меня отчимом. Это тоже странно звучит: «Мой отчим уехал в командировку», «Мой отчим просил вам передать…». Что за семья? А я для тебя… — Чудилось, мы состояли в заговоре. — Ты видел мою «подарковую коллекцию»?