Плохо нарисованная курица - страница 48

— Сильвестр там внутри, что ли?

— Нет, зачем же, — сказала пани в зеленой шляпе, — внутри кастрюльки, мешалки, солонка, перечница и горчичница, металлическая посуда и большая салатница.

— Ах, вон оно что! — сказала мама, после чего наступила глубокая тишина. Длилась она долго, пока пан в очках не стал хлопать и кричать:

— Да здравствует Сильвестр! Да здравствует Сильвестр!

Но никто к нему не присоединился, кроме одного большого папы, который стоял впереди и потому ни за кого не мог спрятаться.

— Это никакой не мальчик, это кухонный шкаф, — тихонько сказала одна мама другой. А другая мама ответила:

— Ну, разумеется, это кухонный шкаф! Я ведь знаю, что такое кухонный шкаф. У нас их три перебывало, и все, как один, были похожи друг на друга.

Но тут уже и папы закричали:

— Да ведь это кухонный шкаф, мы же не слепые!

И тогда толстый пан в очках перестал хлопать, ужасно рассердился и закричал:

— Мы видели, как он в двенадцатый раз в этот день мыл уши! Что из того, что он стал кухонным шкафом? Вы только взгляните: вместо всяких там глупых фантазий в голове у него аккуратно расставлены кастрюльки.

Он открыл шкаф, и все увидели, что в голове у Сильвестра безупречный порядок.

— Порядок-то у него есть, это правда, вот если бы он еще хотя бы бегал и прыгал, как другие дети, — сказала одна мама, — а то стоит и таращится.

— Гм, — сказал толстый пан в очках, наклонился к Сильвестру и попросил:

— Ты бы не мог разок перекувырнуться, чтобы они успокоились?

— Пожалуйста, о чем разговор, — ответил Сильвестр. Он сделал два небольших шага вперед и поклонился. — Если вы не верите, что я мальчик, я сделаю кувырок, несмотря на то, что кувыркаются только невоспитанные дети, обезьяны обыкновенные и человекообразные.

И он действительно кувырнулся. Но это была его ошибка, и притом большая, потому что он ободрал всю лакировку, разбил все чашки и тарелки, рассыпал поварешки, ножи, вилки, опрокинул солонку, перечницу и горчичницу, расколотил все горшки и даже салатницу, так что когда он встал, вид у него был ужасный — перед родителями стоял старый, ободранный, рассохшийся кухонный шкаф. Все папы и мамы закричали:

— Фу! Хоть это и самый послушный мальчик на свете, мы не хотим, чтобы наши дети были похожи на него, пусть лучше останутся такими, как есть.

Они стали искать номерки от пальто и заспешили к выходу.

Теперь представьте себе, что телевидение все это передавало на весь мир и повсюду у телевизоров сидели дети, показывали пальцем на поломанный кухонный шкаф, смеялись, а некоторые при этом звенели ножами и вилками, кое-кто тащил в рот все, что под руку попалось, иные колотили ногами по стульям, и никого никакими силами не удавалось уложить спать.

Жил-был один маленький жеребенок, звали его Белясек. Были у него два приятеля — Филипп и Якуб. Они вместе играли и резвились на лугу за городом, который назывался Зонтик-над-Княжной, прыгали через ручей, бегали наперегонки — кто первый прибежит к воротам конюшни.

Приятели Белясека на бегу пыхтели, как два паровоза, а он был свеж и с удовольствием пробежался бы еще разок.

Он взбрыкивал задними ногами и смеялся так громко, что другие лошади удивленно оборачивались на него.

— Над чем этот жеребенок все время ржет? — спрашивали они друг у друга. В конце концов решили — пожалуй, ни над чем. Смеется он просто так, потому что жизнь удивительно веселая штука, Якуб и Филипп самые лучшие ребята в мире, а весь мир — это зеленый луг, залитый солнцем.

Но никакая радость не длится вечно. И однажды взрослые лошади сказали Белясеку:

— Ну, приятель, пришел конец забавам. Готовься, на следующей неделе пойдешь в школу.

— Ну, да! — сказал Белясек. — Школа — это для людей, а не для лошадей!

Но он ошибался. Белясек не так уж много знал о жизни. Например, он понятия не имел, что существуют разные школы, что есть, например, школа цирковых лошадей.

И в самом деле, первого сентября Якуб и Филипп пошли в школу, где было множество мальчиков и девочек, а Белясек отправился в школу, где было множество лошадей и слонов, мартышек и павианов, фламинго и других птиц, и все они учились читать, писать и считать, а также разговаривать, чтобы понимать, о чем их спрашивают, и уметь отвечать на вопросы.