Плохой Ромео - страница 42
— Давай просто покончим с этим, — говорю я. У меня нет настроения находиться с ним в одном помещение, не говоря уже о том, чтобы сыграть любовную сцену. — Бери свой сценарий и пошли.
Он смеется, но звук смеха отдает пустым гулом.
— Мне не нужен сценарий для этой сцены.
— Кто бы мог подумать.
Мы занимаем исходные позиции на противоположных концах площадки.
Марко хлопает руками, призывая всех к тишине.
— Хорошо. Начинай, когда будешь готова, Кэсси.
Я захожу на площадку разгневанная сильнее, чем того требует сценарий, но черт с ним. Я направлю гнев в нужное русло и все сработает.
Мы играем свои роли, отражая выпады друг друга резкими выражениями и обидными эмоциями. Я хожу вокруг него. Он держится на расстоянии. Задетый и отстраненный.
Сегодня он в ударе.
— Ты правда думаешь, что у нас еще есть шанс? — спрашивает он. Я чувствую его напряжение на противоположной стороне площадки. — У нас нет шансов. Ты знаешь это. Я знаю. Твоя мать, шлюшка из придорожного клуба, знает, и только у нее хватило духу сказать это вслух. Прекрати бороться с неизбежностью. Неизбежность всегда побеждает.
Мой голос тих, но дрожит от ярости. Гнев захлестывает меня. Он неправ. Как обычно.
Я заползаю под кожу Сары, и делаю ее реакцию своей.
— Когда ты стал таким трусом?
— Примерно в тот самый момент, когда понял, что ничего о тебе не знаю.
— Ты знаешь меня! Ты знаешь обо мне все самое важное.
— Не морочь мне голову! Я знал лишь то, кем ты прикидывалась, и из тебя, милочка, получилась чертовски хорошая актриса. Ты с легкостью обвела меня вокруг пальца.
Комната гудит от напряжения. Он ищет выход. Я не собираюсь давать ему это.
— Сэм, я знаю, ты любишь меня. Мне известно это так же, как и то, что небо голубое, а земля круглая. Если ты уйдешь сейчас, то, проснувшись однажды утром, через пять лет, задашься вопросом, какого черта ты натворил, ведь люди всю свою жизнь проводят в поисках того, что у нас уже есть, а ты так просто от всего отказываешься. Неужели ты не видишь это?
Мой гнев заполняет воздух вокруг и сгущает его, отчего становится трудно дышать.
Он даже не может взглянуть на меня. Словно раненный зверь, который намеревается удрать.
— Я не могу быть твоим проектом, Сара. Меня уже не изменить. — Он поворачивается, собираясь уйти.
— Постой! — Мучительная боль в моем голосе останавливает его. — Ты никогда не был для меня проектом. И ты не уйдешь, пока не скажешь, что не любишь меня.
Его плечи опускаются, и он бормочет бранные слова.
— Скажи это!
Он поворачивается. Выражение его лица наполнено противоречием. Преисполнено боли.
— Если ты хочешь положить конец нашим отношениям, — говорю я дрожащим голосом, — тогда хотя бы сделай это правильно.
Он сопротивляется, но я не собираюсь отступать.
— Скажи это.
Он делает вдох.
— Я не люблю тебя.
Мне практически слышно, как его сердце раскалывается сквозь боль в его голосе.
Я требую сказать это снова. Он повторяет, но уже тише. Я пытаюсь сломить его, чтобы он не смог уйти. Он должен остаться и пасть вместе со мной.
Я прошу повторить его еще один раз, и едва дыша, он выдавливает:
— Я… не… люблю тебя.
Его взгляд сосредоточен на полу. Он сломлен.
— И ты веришь в это? — спрашиваю я.
Когда он смотрит на меня глазами, полными агонии и слез, я словно начинаю тонуть.
— Нет, — отвечает он, и не успеваю я подумать, подготовиться или просто сорваться с места, как он возникает передо мной и заключает мое лицо в свои ладони. От его прикосновения мое дыхание сбивается. И только воздух устремляется в легкие, как он накрывает мой рот своим.
Все вокруг взрывается. Мое тело и разум цепенеют. Чувства переполняют, и три года разлуки исчезают в свете ослепительной миллисекунды.
Его губы такие же, какими я их помню. Теплые и мягкие. Восхитительные, что не описать словами. Он шумно вдыхает, и хватка его рук усиливается: одна на моей щеке, другая – на затылке. Он издает тихий, гортанный стон, и жар затопляет меня. Мое тело прижато к нему, руки путаются в волосах, и каждая причина, по которой мне нужно держаться подальше от него, тает, когда наши рты раскрываются навстречу друг другу.