Плоть - страница 13
– Грр-хм! Нет, конечно! Я не способен на такие действия, и с возмущением отвергаю ваши инсинуации, будто это не так!
– Прошу прощения, авва, – ответил Хэл. – У меня даже и в мыслях не было намекать на подобное.
– Когда вам предстоит уезжать? – спросил Ольвегссен.
– Первой каретой. Которая, насколько я знаю, взлетает через час.
– А вернетесь?
– Одному лишь Сигмену известно. Когда будет закончено исследование и сдан отчет.
– Доложитесь мне сразу же, как только вернетесь.
– Снова прошу у вас прощения, но увы, не смогу. Мой М. Р. к тому времени давно устареет, и я буду вынужден выяснить этот вопрос прежде всех других действий. На это может уйти несколько часов.
Ольвегссен помрачнел.
– Да, кстати, насчет вашего М. Р. Последнее время у вас не все обстоит благополучно, Ярроу. Надеюсь, что дальше вы продемонстрируете хоть какие-то улучшения. В противном случае…
Хэл вдруг ощутил жар во всем теле, и ноги стали подкашиваться.
– Да, авва?
Собственный голос прозвучал слабо, издалека. Ольвегссен сложил ладони домиком и посмотрел поверх него на Ярроу.
– Мне очень жаль, но я буду вынужден предпринять соответствующие действия. Я не могу держать в своем штате человека с низким М. Р. Боюсь, что мне придется…
– Что сделать, авва?
Хэл старался придерживаться нейтрального тона, но у него сдавило горло.
– Весьма опасаюсь, что не смогу даже позволить себе просто понизить вас до учителя средних классов. Мне бы хотелось быть милосердным, но в вашем случае милосердие может обернуться продвижением нереальности. Даже сама возможность подобного – недопустима. Нет…
Хэл выругал себя за неспособность сдержать дрожь.
– Да, авва?
– Увы, увы, мне придется просить уззитов заняться вашим случаем.
– Нет! – громко произнес Хэл.
– Да, – ответил Ольвегссен, все так же поверх сложенных домиком рук. – Это причинит мне боль, но в противном случае это было бы не шиб. Если я не обращусь к их помощи, не будут реалистичными мои сны.
Он разнял руки, повернулся вместе с креслом грузным профилем к Хэлу и добавил:
– Однако ведь пока что нет ни малейшей причины для принятия столь тяжкого решения, не так ли? В конце концов, вы и только вы ответственны за все, что с вами происходит – следовательно, вам некого винить, кроме себя самого.
– Сие нам открыл Предтеча, – ответил Хэл. – Я сделаю все возможное, чтобы не причинять вам страданий, авва. И чтобы у моего гаппта не было причин давать мне низкий М.Р.
– Очень хорошо, – ответил Ольвегссен таким тоном, будто ни капельки ему не поверил. – Не стану задерживать вас чтением вашего письма, поскольку у меня в почте должен быть дубликат. Алоха, сын мой, и добрых вам сновидений.
– Да пребудет с вами реальность, авва, – ответил Хэл, повернулся и вышел.
В дымке сгустившегося ужаса он едва ли осознавал, что делает. Машинально доехал до порта и прошел процедуру получения приоритета на поездку. Даже сидя в карете, он никак не мог собраться с мыслями.
Через полчаса он вышел в порту Л-А и пошел в кассу – подтвердить место в карете на Таити.
Когда он стоял в очереди, кто-то похлопал его сзади по плечу. Он вздрогнул, потом обернулся…
И сердце в груди заколотилось так, будто рвалось наружу.
Перед ним стоял широкоплечий, приземистый, тучный человек в свободном угольно-черном мундире. На голове – блестящая остроконечная черная шляпа с узкими полями, а на груди – серебряный контур ангела Уззы.
Он наклонился прочитать ивритские цифры на нижнем краю крылатой ноги, изображенной на груди Хэла, потом сверился с бумагой, которую держал в руке.
– Вы Хэл Ярроу. Шиб, – сказал уззит. – Пройдемте со мной.
Позже, вспоминая произошедшее, Хэл подумал, что самым странным во всем этом деле было отсутствие ужаса. Не то чтобы он совсем не испугался – просто страх был оттеснен куда-то на край сознания, а главенствующая часть его личности занялась изучением ситуации и тем, как из нее выбраться. Растерянность, недоумение, наполнившие его во время беседы с Ольвегссеном и не оставлявшие долго после этого, будто растаяли. Осталось хладнокровие, разум приобрел приятную остроту, мир стал ясным и прочным.
Может быть, так случилось, потому что угроза Ольвегссена была далекой и туманной, а перспектива ареста уззитами – непосредственной и определенно опасной.