Плотина против Тихого океана - страница 29

стр.

— Ты должна, наконец, спросить его прямо: да или нет. Если через три дня он не решится, я сама поговорю с ним и дам ему неделю на размышление.

— Дело не в том, что он не хочет, дело в отце. Отец требует, чтобы он женился на богатой.

— Как бы не так! Будь он даже еще богаче, ни одна состоятельная девушка, у которой есть выбор, не пойдет за него. Только в нашем положении мать может отдать свою дочь за такого.

— Я поговорю с ним, не волнуйся.

Мать замолчала. Она продолжала смотреть на Сюзанну.

— У вас ничего не было, ты не врешь?

— Нет. Да мне этого и не хочется.

Мать вздохнула, потом робко, почти шепотом спросила:

— А как же ты будешь, если он согласится?

Сюзанна обернулась и с улыбкой посмотрела на нее.

Но мать не улыбалась, уголки ее губ дрожали. Сейчас опять разревется.

— Я разберусь, — сказала Сюзанна, — будь покойна, я еще как разберусь!..

— Если ты не можешь себя преодолеть, то лучше уж оставайся дома. Это я во всем виновата…

— Замолчи, — сказала Сюзанна, — не болтай глупости, никто ни в чем не виноват.

— Это не глупости, это чистая правда.

— Замолчи, — умоляла Сюзанна, — замолчи. Поехали в Рам!

— Ладно, поехали, ты все-таки своего добилась, ладно уж, раз это доставляет вам такое удовольствие.

* * *

Мать поменяла тактику: она решила, что их больше не следует оставлять одних в бунгало, даже с открытой дверью. Она пришла к выводу, что этого уже недостаточно, чтобы разжечь нетерпение мсье Чжо. Раз он продолжает тянуть и ждать неизвестно чего, говорила она, значит, для того, чтобы он сделал предложение, этого наверняка недостаточно.

Теперь Сюзанна принимала мсье Чжо на откосе, у самой реки в тени моста. Все ждали, что он вот-вот решится. Мать поговорила с ним и дала ему на размышление неделю. Мсье Чжо согласился на этот срок. Он признался матери, что у отца совсем другие виды на его женитьбу, и хотя в этой колонии мало невест, чье состояние не уступало бы его собственному, но все-таки они есть, и ему будет очень трудно заставить отца уступить. Однако он обещал приложить все силы, чтобы добиться этого. Но дни, когда он должен был уговаривать отца, проходили, а он все чаще и чаще, но только с одной Сюзанной, говорил о брильянте. Он стоит столько же, сколько целое бунгало. Он ей подарит его, если она согласится на три дня прокатиться с ним в город.

Сюзанна принимала его на том самом месте, где несколькими неделями раньше поджидала машины охотников.

— Со мной еще никто никогда в жизни так не обращался, — сказал мсье Чжо.

Сюзанна засмеялась. Она тоже предпочитала встречаться с ним здесь, она была согласна с матерью. К тому же теперь она могла мыться спокойно: мсье Чжо дожидался ее под мостом. В своем новом положении он был смешон до нелепости, и это помогало ей лучше переносить его.

— Если бы я вздумал рассказать это друзьям, они бы мне не поверили, — продолжал мсье Чжо.

Солнце еще стояло высоко, жара не спадала. Дети поменьше еще спали в тени манговых деревьев. Старшие пасли буйволов: одни восседали на них верхом, другие одновременно удили рыбу в болотистых рукавах реки. Все пели. Их тонкие голоса пронзительно звучали в неподвижном, раскаленном воздухе.

Мать подстригала банановые деревья. Капрал, двигаясь следом за ней, ставил к ним подпорки и поливал.

— На равнине бананы и так девать некуда, — с издевкой заметил мсье Чжо. — Ими кормят свиней.

— Пусть делает, что хочет, — сказала Сюзанна.

Мать делала вид, будто верит, что, благодаря необыкновенно тщательному уходу, бананы у нее будут не в пример лучше, чем у всех остальных, и на них найдутся покупатели. На самом же деле она просто любила сажать что угодно, пусть даже бананы, которыми равнина была буквально завалена. После неудачи с плотинами не проходило дня, чтобы она что-нибудь не посадила, все равно что, лишь бы росло и давало древесину, или плоды, или листья, или совсем ничего не давало бы, а только росло. Несколько месяцев назад она посадила гуау. Гуау должны расти сто лет, чтобы превратиться в дерево, и тогда их используют краснодеревщики. Она посадила его в минуту тоски, когда, видимо, утратила всякую веру в будущее и у нее явно не хватало свежих идей. Посадив гуау, она посмотрела на него и заплакала, и начала причитать, что не смогла оставить на своем земном пути более полезных следов, чем гуау, и ей не суждено даже увидеть его первое цветение. Назавтра она стала искать место, где посадила гуау, но не нашла: Жозеф вырвал его и выбросил в речку. Мать страшно рассердилась. «Не могу, когда эти штуки, которые растут по сто лет, мне каждый день глаза мозолят», — объяснил Жозеф. Мать смирилась и с тех пор сосредоточилась на быстрорастущих растениях. «У тебя и так достаточно поводов, чтобы реветь, — сказал ей Жозеф, — нечего создавать новые. Сажай себе на здоровье бананы». Так она и поступила, решив отыграться на бананах за все.