Пляски на стенах - страница 2

стр.

Он протягивает руку и увлекает Жюльетт за собой.

Пустая квартира затоплена тьмой. Танцующая парочка проносится мимо чахнущих ламп. Мужчина улыбается, Жюльетт кажется уснувшей. Она высыхает подобно тому, что зарождало свет за окном. Бесцветный мужчина и тускнеющая Жюльетт кружат в танце любви на кладбище красок.

Очередной наклон сбивает со столешницы лампу; прибившись к полу, она бросает кверху жёлтый блик. Мёртвый свет поджигает девушку – в ней совсем не осталось цвета, глаза и губы окаменели.

Мужчина ослабляет руки, бездыханное тело Жюльетт скатывается к угасающей жёлтой звезде.

2

Вчерашняя тьма проснулась гармонией. Супружеская пара наслаждается чаепитием в облитой солнечным маслом кухне. Супруги обмениваются не по-утреннему добрыми улыбками, подливают друг другу заварки. Потёртые жалюзи чертят горизонтальные полосы на украшенных семейными фотографиями стенах и на лицах прибывших поутру ищеек. Детектив Комсен и его коллега настроены не так позитивно, как хозяева квартиры.

– Вы только посмотрите на этот чай, – бубнит под нос инспектор Берокси. – Он стоит уйму денег. Эти голубчики явно что-то скрывают. Следует этим заняться…

– Заняться надо другим, Берокси, – звучит грубый голос детектива.

Взгляд Комсена скатывается к распростёртой на полу девочке. Над безжизненным телом склонился эксперт.

– Её больше нет, – подытоживает седовласый мужчина с бородкой.

– Да ну? – иронично хмыкает Берокси. – Вы нам очень помогли.

– Наверное, вы не так поняли… – обиженно твердит эксперт. – Я не желаю иметь дело с воздухом. Воздух не проткнуть скальпелем. Это не мёртвая девушка. И даже не мёртвое тело. Перестаньте тревожить меня в подобных случаях, прошу вас.

Эксперт упаковывает в чемоданчик известные только ему приборы и исчезает в дверном проёме.

– Что тут сказать… – бормочет Комсен, поглядывая на «пустоту» так, будто дело его жизни утекает под половицы.

Берокси, как всегда, пылает гадкой уверенностью. Точно рычажок печатной машинки, что бьёт, не кренясь.

– Нечего тут говорить. Парень набирает популярность у молодых.

– Эта слава не вечна, – угрюмо добавляет детектив.

Комсен недалёк от преклонного возраста. Лицо имеет квадратную форму, густые седеющие бакенбарды обнимают прошитые морщинами щёки. Бытуют слухи, что он слеп. Посему мало тех, кто осмеливается заглянуть в ясные голубые глаза старого детектива. Одежда Комсена – стетсон на макушке, плащ с поясом, рубашка и галстук – неопределённого зелёного оттенка. Комсен не имеет права на ошибку. Люди возложили на него проклятие, прозванное последней надеждой.

Никто не осмелится сказать наверняка, сколько лет Берокси. Лицо его, приклеенное к сваленному на бок эллипсу, выглядит свежо, но в голосе то и дело проскальзывает старческий скрежет. Глаз Берокси никто не видел: они скрыты мутными линзами круглых очков, лишённых дужек. Лишён душки и Берокси. Одет он в чёрный котелок, пальто, увеличивающее его в размерах.

– Мне нужно знать всё: что она делала перед смертью, чем увлекалась, были ли у неё ухажёры… – басит Комсен.

– Всё как обычно. – Берокси хватает со стола яблоко и звонко чавкает. – Беда в том, Комсен, что девушка вычеркнута из истории. Как будто её и не было вовсе.

– Что с её родителями? Они всё ещё молчат?

– Они нас даже не замечают… – молвит Берокси и кусает плод.

Супруги и впрямь обделяют блюстителей вниманием. Любезничают друг с другом, наслаждаясь оранжевым напитком.

– Возможно, они думают, что их дочь ещё жива, – продолжает Берокси. – Возможно, считают, что её никогда не было. Она осталась на семейных снимках бесцветным пятном.

Взгляды шпиков шагают по стенам. В прихожей орёт телефон. Кормилец отвлекается от чая, слепая улыбка пролетает мимо полицейских. Комсена злит сутулая спина проходимца. Мужчина обещает динамику телефона званый ужин, жареную курицу и шарлотку. Комсен напрягает брови. Он знает, что его решение не понравится коллеге.

– Нам больше ничего не остаётся…

Интригующая ухмылка Комсена бесит Берокси. Обычно она означает, что дело полетит против ветра.

– Только не говори то, о чём я думаю! – Берокси в недовольстве роняет огрызок яблока. – Что угодно, только не это!