Пляжное чтиво - страница 62
— Лейтенант, пожалуйста, пусть это останется между нами. Никто не знает, кроме моего литературного агента и издателя.
— Слово чести! — сказал Фиори.
И его бойскаутский салют и непокорный темный локон напомнили мне Айру Пресмэна, мой сон, и я снова покраснела.
— Не думал, что Слоан И. Даймонд так легко краснеет, — сказал Фиори, и его улыбка показалась мне плотоядной.
— Ну, если это все, лейтенант… — я отвернулась, садясь в шезлонг, чтобы у него не появились какие-нибудь ложные мысли.
— Еще только одна деталь — и я ухожу, миссис Даймонд.
Я замерла.
— Автограф, — произнес он, улыбаясь и вручая мне книжку и авторучку.
Я открыла книгу на титульной странице и написала: "Тайному почитателю… с наилучшими пожеланиями. Слоан И. Даймонд". "Мой первый автограф… и последний", — подумала я, чувствуя неловкость от того, что лейтенант смотрит на меня по-новому.
— Благодарю вас, миссис Даймонд, — сказал Фиори. Забрав книжку и прочитав надпись, он снова отдал честь. — Это будет наша маленькая тайна.
Он был уже на полпути к променаду, когда я почувствовала неожиданную жажду тепла и выдвинула шезлонг на солнце. Закрыв глаза, я представила Фиори и услышала его слова: "Наша маленькая тайна".
Я ненавидела тайны. Не говорить, то есть молча отрицать правду, — это ложь, вывернутая наизнанку. Я выросла в семье, где все было тайной: от денег до болезни, от секса до смерти, где "не говорить" было паролем моего детства. Странно, что именно я создала самую большую тайну — тайное я.
Меня затопили воспоминания об Эви — в ее доме, в моем доме… как ее опускают в могилу. Ее самоубийство было тайной. Только из газет я узнала, что Эви погибла не в автокатастрофе, как мне сказали.
Несмотря на жару, меня охватила дрожь. "Почему, — удивлялась я, — почему я подумала сейчас об Эви? Может, потому, что недавно говорила о ней… или потому, что падение Марджори с балкона похоже на падение Эви с моста. Правда, Эви не упала, а прыгнула. Там не было никаких разговоров об убийстве. Там были свидетели".
Иногда мне казалось, что я тоже стала свидетелем самоубийства Эви, хотя и была в милях от моста, когда это случилось. Я ясно помню сильное чувство вины, когда узнала правду о ее смерти. Я где-то читала, что это обычная реакция на самоубийство.
И теперь я была единственным, пусть и несовершенным, свидетелем падения Марджори. И хотя едва знала ее, я должна признаться в интуитивном понимании ее смерти. Как еще объяснить удивительное совпадение между моей книгой и записной книжкой Марджори с цветными страницами. "Это должны быть зонтики, — подумала я. — Они все были там, как и в моей книге: зеленый, синий, желтый, розовый. И там были другие цвета".
Оглядевшись, я заметила оранжевый зонтик Марчи Кобрин (стройной матери двух детей, находящихся в данный момент в лагере, жены адвоката, человека, чьего имени я не могла вспомнить, похожего на образ "до" в рекламе лекарств для похудания); сине-белый полосатый зонтик Дебби Какой-то (блондинки, жены врача, матери троих детей: двоих в лагере, одного в Европе — женщины, которая каждый день занималась на пляже аэробикой и чье лицо так натянулось после недавней подтяжки, что казалось пришитой маской); темно-синий зонтик женщины по имени Синди или Минди, которая флиртовала в рабочие дни со спасателями, пока ее красивый муж Адам работал в городе.
Желто-оранжевого полосатого зонтика не было на пляже, но я знала, что он принадлежит Лилиан Слоткин, женщине примерно моего возраста, которую Робин называла Брильянтовой Лил из-за огромного количества дорогих украшений, в которых та выплывала на пляж, включая брильянтовый браслет, золотые с брильянтами часы, брильянтовое ожерелье, брильянтовые серьги, брильянтовое кольцо на левой руке и огромную жемчужину, усыпанную брильянтами, на пальце правой руки. Она была замужем за очень привлекательным седовласым мужчиной, чьего имени я тоже не знала, по-настоящему богатым, если верить тому, что я слышала. И ходили слухи, что она получала новый образец ювелирного искусства каждый раз, как он заводил интрижку. В этом году у нее были новые часы. "Не за Марджори ли", — подумала я.