Плюс-минус бесконечность - страница 17
— Не надо терять времени, — прервал Великий Физик. — Ты полагаешь, что жизнь председателя Совета Земли…
— Подожди, Павел!
— Все продумано не единожды. Сейчас я войду внутрь генератора и через несколько мгновений буду уже на Земле-2. Пожелай мне, по русскому обычаю…
— Представляю, какой Сезам раскроется перед тобой… Ну, ни пуха!
Великий Физик, словно боясь передумать, порывистым движением коснулся кнопки сенсора, затем нажал ее изо всех сил, хотя в этом не было надобности.
— Не понимаю, ничего не понимаю! — воскликнул он, и такое отчаяние прозвучало в его голосе, что Абрагам впервые за долгие годы растерялся.
— Успокойся… успокойся…
— Аркпредит положителен… Сходимость интегрального комплекса проверена вплоть до микропараметров… В чем же дело?
— Послушай, Павел, — неожиданно спросил Абрагам Седов, — почему у тебя пиджак застегнут на левую сторону?
— Нелепый вопрос! — с досадой отмахнулся Великий Физик. — Как-никак, я мужчина, а не женщина!
— И алмазная ветвь не на правом лацкане, а на левом…
— Что ты от меня хочешь?!
Абрагам Седов распахнул на Великом Физике пиджак и приложил ухо к груди.
— Я так и думал… — произнес он взволнованно. — Добро пожаловать, дорогой друг!
— Ты с ума… — завопил Великий Физик и оборвал себя на полуслове. — Неужели… Бог мой, какой я идиот! Вот тебе и Сезам… Подумать только, что эта самая сцена разыгрывается сейчас и там, на Земле-1!
— На Земле-2, — поправил Седов.
— Какая разница! Земля двуедина, и каждый из нас рождается в двух лицах!
— И умирает тоже…
— Абрагам Седов, — торжественно провозгласил Великий Физик, — вы сделали великое открытие! Вселенная — это двуликий Янус, она зеркально симметрична. Но Зазеркалье вовсе не страна чудес, простершаяся перед маленькой Алисой. По обе стороны вселенского зеркала одно и то же!
— Не совсем, — уточнил Абрагам Седов. — Сердце у меня все-таки слева!
— Да ну?! — притворно удивился Великий Физик.
От сердца к сердцу
Аспирант Уточкин ввел бланк в анализирующий компьютер. А за сто лет до этого…
— Просто уникум, — сказал профессор Ваулич. — Из нее мог бы получиться большой музыкант, но…
— Что-нибудь не так? — встревожился отец Риты.
— Ее ждет каторжный труд.
— Ну что вы… Для Риты это будет не труд, а удовольствие. Она так любит музыку. Правда, дочурка?
Шестилетняя Рита охотно кивнула.
День за днем просиживали отец с дочерью за купленным в рассрочку «Блютнером». В двенадцать лет Рита уже играла за первый курс консерватории, а в тринадцать захлопнула крышку рояля:
— Никогда, слышишь, никогда не прикоснусь больше к инструменту!
Школу Рита окончила с медалью. Ей было все равно, куда поступать, но только не в консерваторию! Родители выбрали для нее специальность «Электронные вычислительные машины» — модную и престижную.
Спустя пять лет Рита получила диплом инженера-программиста и распределение в проектно-конструкторское бюро. А еще через два года ее перевели в старшие инженеры, чему способствовал уникальный дар раскладывать в уме на гармоники сложнейшие звуковые колебания. «Наш спектроаналиэатор», — шутили друзья.
Рита не понимала, зачем вообще пользуются нотами: ведь музыка так естественно выражается на ясном и строгом языке математики. Она по-прежнему не прикасалась к роялю. Да и «Блютнер» давно перекочевал к другому, более удачливому вундеркинду. Но у нее появилось увлечение: переводить на машинный код фуги, мазурки, менуэты…
Заканчивался квартал, план, как всегда, горел. Справившись за полночь с программой, Рита выключила верхний свет, и машинный зал, погрузившись в полумрак, неожиданно напомнил ей Домский собор. Казалось, вот-вот со стен сорвутся звуки органной музыки. И Рита в самом деле уловила странную мелодию. Музыка была на грани слуховой галлюцинации, возникала как бы не извне, а изнутри, шла вразрез с незыблемыми правилами композиции.
Схватив подвернувшийся под руку лист бумаги, девушка начала бессознательно испещрять его символами. Музыка умолкла. Очнувшись, Рита увидела стандартный бланк программы, покрытый лишенными смысла каракулями.
«Совсем заработалась!» — с досадой подумала она, в то же время безуспешно пытаясь восстановить в памяти непостижимо прекрасные звуки, рожденные капризом фантазии.