По дорогам прошлого - страница 6
Однажды, в самый разгар оживленной дискуссии о том, долго ли еще продлится эта проклятая война, больные солдаты услышали залихватскую песню.
Споры умолкли.
Вверху, под потолком палаты, на раздвинутой стремянке стоял солдат — госпитальный электромонтер. Он поправлял проводку и довольно громко пел нашумевшую в те годы песенку:
— Тише ты, чудило! За решетку захотел! — поглядел на дверь бородатый.
Но монтер, будто не слыша слов солдата, продолжал петь:
Закончив второй куплет, монтер повернулся спиной к лесенке и подмигнул:
— Ну что, выздоравливающая команда! Воевать будем? А может, пора и по домам? Чего зря за господ Рябушинских кровь проливать! — Сказал и отвернулся к своим проводам.
А с двух-трех коек тянули третий куплет песни:
— Эх, черт! Правду говорит парень! Хорошо бы по домам, братцы! — прервав песню, со злостью выкрикнул матрос.
— Пускай офицеры воюют, — снова заговорил монтер, — а нам, солдатам, пора кончать! Ни к чему нам война!
…Приближался рождественский праздник. Чтобы успокоить больных, отвлечь их oт мрачных раздумий начальство решило устроить в госпитале елку.
В актовом зале старой школы, где располагался госпиталь, строили сцену. Визжала лучковая пила, стучали молотки. В руках плотников, одетых в потные солдатские рубахи, мелькали топоры, летели в стороны щепки. Из-под рубанков беспрерывной струей вились змеевидные белые стружки.
Солдаты мастерили декорации. В углу зала сестры милосердия убирали елку. В день праздника больных и раненых солдат накормили хорошим обедом.
— Вечером на концерт! — приглашали сестры. — Выступают лучшие певцы, танцоры, музыканты и рассказчики!
В палатах шумели. Каждый, кто только мог ходить, собирался на концерт. Солдаты приводили в порядок халаты и туфли, брились, намывались, чистились. Санитары вкатили коляски для тех, кто не мог идти сам, но, по мнению врача, мог присутствовать на концерте.
Наступил долгожданный вечер. Устроители концерта, молоденькие сестры милосердия и штатского вида прапорщики и подпоручики нервничали, суетились, по нескольку раз проверяли, все ли готово к началу.
Зрительный зал был переполнен.
Собрались не только выздоравливающие солдаты, но и врачи, сестры, санитары, словом, весь госпиталь. В последнюю минуту в зал вошел генерал, командующий укрепленным районом Трапезунда, и его жена, молодая красивая женщина. С ними прошли в первый ряд на мягкие кресла человек восемь штаб-офицеров.
Молоденький, похожий на испуганного воробья прапорщик-конферансье объявил начало концерта. Одно за другим проходили выступления. Танцоры лихо отплясывали лезгинку и гопак. Певцы пели цыганские романсы и старинные русские песни. Матрос с забинтованном рукой, словно настоящий актер, прочитал стихотворение об умирающем гладиаторе. Зрители неистово хлопали в ладоши. Особенно шумно принимали выступления женщин, сестер милосердия.
— Сейчас гости из соседнего госпиталя, подпоручики Смирнов и Потехин, исполнят романсы и песни под аккомпанемент гармоник, — торжественно объявил конферансье.
С легким шумом открылся занавес. Аплодисменты усилились. Посреди сцены стояли две ширмы с нарисованными на них гренадерами французской армии Наполеона Бонапарта в белых штанах в обтяжку и синих мундирах с красными эполетами. На голове одного и другого высилась отделанная темным мехом гренадерка с медным одноглавым орлом, вонзившим когти в молнии. С левой стороны гренадерки горделиво возвышался красный султан из перьев. Вместо лиц у гренадеров зияли вырезы — круглые отверстия.
Не успели зрители как следует рассмотреть расписные ширмы, как из-за кулис с одной и другой стороны сцены вышли два молодых подпоручика с тщательно подбритыми, тонюсенькими золотистыми усиками.
В руках они держали легкие гармоники. Артисты чувствовали себя на сцене свободно. При взгляде на подпоручиков невольно хотелось сказать: «Ну и симпатяги!»
А симпатяги, улыбаясь во весь рот, остановились посреди сцены, ближе к ширмам, поклонились публике и под аккомпанемент гармоник спели вальс «На сопках Маньчжурии», потом матросскую песню о «Варяге»: «Наверх вы, товарищи, все по местам…»