По дороге памяти - страница 3

Мы познакомились в колледже. Она была отличницей, а я не слишком успешным спортсменом: в футболе запасной защитник, которого вызывают на поле в самую последнюю очередь, в баскетболе подмена для форварда. Здоровенный, сильный и туповатый парень, но она во мне что-то нашла. Я обратил на нее внимание в кампусе – такую хорошенькую девушку невозможно не заметить, но она общалась с умниками, и наши дорожки почти не пересекались. На первое свидание я пригласил ее лишь потому, что поспорил с товарищем из студенческого землячества. Он поставил десять долларов на то, что она не станет тратить на меня время. Я никогда не узнаю, почему она согласилась, и в следующие шестьдесят лет я ни разу не пожалел, что с ней связался. Если у нас водились деньги, мы их тратили, если нет – были точно так же счастливы, просто умеряли свои аппетиты и меньше путешествовали. Мы вырастили троих детей, отпустили их в мир, пережили смерть одного и разлуку с двумя другими, которые уехали и зажили собственными жизнями. Так все вернулось на круги своя, мы опять остались вдвоем.

И теперь один из нас терял себя – день за днем, минута за минутой.

Однажды утром она заперла дверь ванной и не смогла вспомнить, как ее открыть. Я по другую сторону двери пытался объяснять, но она так перепугалась, что не слушала. Я пошел звонить в пожарное депо, а она появилась рядом и спросила, зачем я им звоню и что горит.

– Она не помнила, что заперлась, – пояснил я доктору Кастльману на следующий день. – Вначале она не смогла справиться со щеколдой, которую легко отпирает трехлетний ребенок, а затем открыла дверь и тут же забыла, как только что с ней мучилась.

– Именно так развивается ее болезнь, – ответил он.

– Когда она перестанет меня узнавать?

Кастльман вздохнул.

– Не знаю, Пол. Вы самое важное в ее жизни, самое неизменное, поэтому вас она забудет в последнюю очередь. – Он опять вздохнул. – Может пройти несколько месяцев или несколько лет, а может, это случится завтра.

– Несправедливо, – проворчал я.

– Да, несправедливо, – ответил он. – Я осмотрел ее и, раз уж на то пошло, для женщины такого возраста физическое здоровье у нее отменное. Сердце и легкие работают хорошо, давление в норме.

Еще бы у нее давление было не в норме, с горечью подумал я. Она же не размышляет днями напролет, что будет, когда ее перестанет узнавать человек, с которым она прожила всю жизнь.

Затем я осознал, что она большую часть своего времени вообще ни о чем не размышляет, и почувствовал себя виноватым в том, что жалею себя, тогда как это ее разум и память ослабевают все быстрее и быстрее.

Две недели спустя мы ездили в продуктовый магазин. Она отошла за чем-то – кажется, за мороженым, а когда я взял все, что нужно, и отправился в отдел замороженных продуктов, Гвендолин там не оказалось. Я огляделся, проверил соседние ряды – безуспешно.

Я попросил сотрудницу магазина посмотреть в дамской комнате – там тоже никого не было.

Меня потихоньку начала охватывать паника. Я собрался идти на парковку искать Гвендолин там, но тут в магазин зашел полицейский, очень вежливо ведя под руку мою жену.

– Она бродила в поисках своей машины, – объяснил он. – «Нэш Рамблер» 1961 года.

– Уже сорок лет, как у нас нет этой машины. – Я повернулся к Гвендолин. – Ты в порядке?

На ее лице блестели дорожки слез.

– Прости, – проговорила она. – Я не помню, где мы припарковались.

– Все хорошо, – ответил я.

Она продолжала плакать, повторяя, как ей жаль. Очень скоро на нас смотрел весь магазин, и управляющий предложил отвести Гвендолин в свой кабинет, чтобы она там передохнула. Я поблагодарил его и полицейского, но, решив, что нам лучше отправиться домой, проводил жену к «Форду», на котором мы ездили последние пять лет.

Когда мы завели машину в гараж и вышли из нее, Гвендолин остановилась и принялась рассматривать «Форд».

– Хорошая машина, – сказала она. – Это чья же?

– Специалисты ни в чем не уверены, – говорил доктор Кастльман, – но считают, что дело в бета-амилоидах. У больных Альцгеймером или синдромом Дауна находят избыток этих белков.

– А вывести или нейтрализовать их как-то можно? – поинтересовался я.