«По дороге в Рай...» ...или Беглые заметки о жизни и творчестве Константина Кинчева... - страница 11
– Ты знаешь, вот Людка (жена Бориса. – Н.Б.) говорит, что он какой-то картонный, ненастоящий. Наверное, она права. Хотя... Хотя у него все есть для того, чтобы быть настоящим...
Так что фраза "может быть, я и картонный герой, но я принимаю бой" не случайна в "Земле" Кинчева. Это цитата из того же БГ.
Но, повторяю, понимая все это, зная, чувствуя отношение БГ к себе, Костя никогда не опускался до злобных выпадов. Один только раз он позволил себе съязвить. Это было в день концерта памяти Саши Башлачева в рок-клубе в 1987 году, в феврале, сразу после похорон.
К этому времени мы еще вернемся, а пока только расскажу эпизод, чтобы завершить тему. На похороны, как известно, съехались музыканты со всей страны. Приехал из Новосибирска и Дима Ревякин. Он все мучился вопросом, что же спеть на поминальном концерте. Песню, которую он замыслил исполнить, Кинчев забраковал.
И вдруг Дима решил – надо петь не свое, а народную песню, "Черного ворона".
– Вот это хорошо, – сказал ему Константин. - А слова-то помнишь?
Выяснилось, что слова Димка помнит плохо, да и то только первого куплета. Пытались найти текст. Но в те дни было не до того, чтобы бегать по библиотекам. И тут вспомнили: Боб когда-то на концерте пел "Ворона". Значит, он точно знает текст.
– Знаешь адрес Боба? – спросил Дима у Кинчева. – Давай сходим к нему.
И они пошли. Поднялись по знаменитой нескончаемой лестнице, позвонили в дверь. Чтобы их не приняли за фанов, надоевших своими посещениями, я сказала об условном звонке, по которому открывают "своим". Этим "условным" они и позвонили. Дима потом говорил:
– Но ведь я слышал, что к двери подошли. Постояли, подышали и не открыли.
Может быть, Бориса и вправду не было дома, не берусь судить. Но дело не в этом. Когда собрались на концерт, в гримерку, где сидели Кинчев и Ревякин, вошел Боб. Они рассказали, как приходили к нему и, главное, зачем приходили.
– Димка хотел "Ворона" спеть, а слов не знает... Жалко очень, ведь так хотел спеть... А ты сам-то его петь не будешь?
– Нет, – ответил Боб.
А потом на сцену вышел Боб с Сашей Титовым. И вдруг Боб запел "Черного ворона". Честно говоря, стало как-то не по себе. Он пропел свои песни, обернулся к портрету Саши Башлачева, висевшему в глубине сцены, перекрестил его и ушел.
После этого демарша и сорвался Кинчев. Когда снова увидел Боба, то вдруг восторженно-придурковатым голосом произнес:
– Ой, а я думаю, что же это так светло стало? Словно солнце воссияло нам! А это Борис Борисович вошел! А я-то думал... А это Борис Борисович нас посетил...
Был и еще один, как теперь это называют, наезд на Боба. Я о песне "Снова в Америку". Помните?
Когда я сказала Косте, что это, дескать, мелко, что не стоило уж так костерить Боба за этот контракт, его, мол, право, его дело и т.д., то он ответил:
– А что он один поехал? Парней своих бросил на произвол судьбы. Что им теперь – побираться идти?
Боб съездил в Америку и вернулся. Сами знаете с каким результатом.
Когда напечатали в журнале "Аврора" сказку БГ "Иван и Данило", Кинчев говорил:
– А черти-то в сказке, что из ящика выскакивают, - ведь это мы, чай, - и совсем беззлобно, по-детски как-то хохотал.