«По дороге в Рай...» ...или Беглые заметки о жизни и творчестве Константина Кинчева... - страница 8

– Мишка Борзыкин – это наш рок-клубовский Ленин.

Впрочем, наш герой не Борзыкин. И я все это рассказываю к тому, что бороться для Борзыкина было потребностью, и в тот раз объектом нетерпимости стал сам Иисус Христос. И с позиций, так сказать, необольшевистских. Его реплика о противоречиях в учении Христа вполне была в духе антирелигиозной пропаганды. То есть: я сам, конечно, не читал, но, говорят, мура все это. А не читал – это без сомнений. Если бы читал сам, то не мог бы не заметить, что речь идет про "меч уст моих", меч слова Христова.

– Ты сам-то читал Евангелие? – спросила я. – Или ты это в карманном справочнике атеиста почерпнул?

И тут меня поддержал Кинчев, чем и удивил. Я не помню точно, что именно он сказал, да это и неважно. Важно то, что он действительно был хорошо знаком с предметом разговора, и не по справочникам, не по "забавному Евангелию" или "Библии для верующих и неверующих" и прочей макулатуре. Борзыкин, насколько это возможно, стушевался.

Я так подробно рассказываю об этом эпизоде потому, что это был момент разрушения моего уже сложившегося представления о Косте. Я знала, что он далеко не мальчик из подворотни, что родился и вырос в интеллигентной профессорской семье. Знала, но до определенного времени воспринимала эту информацию (чего греха таить!) по принципу "в семье не без урода". Во всяком случае, он не производил на меня поначалу впечатления человека начитанного. И, тем более, интересующегося столь непростыми вопросами. Было бы преувеличением сказать, что Костя добросовестно играл роль типичного представителя дворовой шпаны и тем вводил в заблуждение на свой счет окружающих. Все не так просто. И когда он говорит: "Я какой в жизни, такой и на сцене", то не лукавит. Ну, скажем, почти не лукавит...

Я вспоминаю один наш давний разговор. Вернее, рассказ Кости о своем детстве.

– Я еще маленький был, когда мы переехали в новый дом, в отдельную квартиру. И этот наш дом был чуть ли не единственным, "нормальным" домом в микрорайоне. Вокруг – что-то вроде бараков. Рабочая слободка. И я жутко комплексовал, что у меня такая семья, что я вроде белой вороны среди пацанов, которые там жили.

И он стремился доказать тамошним парням, что он "свой". Помните песню "Армия жизни"?

Такое мог написать человек, знающий все это не понаслышке. В Москве, неподалеку от ВДНХ, стоит монумент покорителям Космоса, в народе прозванный "Мечтой импотента". Он стоит на широкой площадке.

- Вот на этой площадке мы и сходились с пацанами из другого квартала, - показал Костя в сторону монумента.

- Зачем сходились? - наивно спросила я.

- Ну, дрались там. Кто с цепями приходил, кто так...

Мне приходилось видеть его в компании школьных друзей. Самые разные люди. Были среди них и не семи пядей во лбу, на мой взгляд. Но что совершенно точно, всех их он нежно любит и для каждого из них он "свой".

Когда он ездил "в гости" в свой старый дом, где жил в школьные годы, жена его говорила:

- Ну, это все! Это теперь дня на три. А то и на пять.