По Индии и Цейлону - страница 7
Особенно любят здесь красный перец «чилли». У европейца от него дерет горло и начинается приступ кашля. Да и сами индийцы запивают чилли напитком или просто водой.
В «чайхане», Как у нас в Средней Азии, пьют чай из пиал и чашек, едят гороховую похлебку, освежаются шербетом из фруктов. Пахнет бараньим салом, пряным дымком, чесноком и апельсинами. Кое-где пьют хмельной напиток из конопли — «бханга».
На узких улицах базара густая толпа. Глаза разбегаются от обилия впечатлений. У девушки на шее гирлянда цветов и желтоватых коконов, вырезанных в виде фестончиков. Это «мала» — знак внимания окружающих невесте. Лоб мужчины лет пятидесяти разрисован белыми линиями; лицо другого вымазано желтой глиной.
Около пальмы стоит бородатый сикх в просторном белом костюме и туго повязанном тюрбане. Лицо темное, почти черное, зубы под густыми усами ослепительно белы. Его собеседник наголо брит, глаза огромные и выразительные, нос с горбинкой.
За прялкой
Девушка из Ориссы, с гладко зачесанными волосами, по типу напоминает туркменку. В носу и ушах — серьги, в волосах — кольца, на шее — бусы и шнур с круглой пластинкой, на которой сверкают камни. На запястьях штук по двадцать ярких браслетов. На ней красное сари. Плечи и часть груди обнажены. Она слушает игру флейтиста. Мотив тосклив и тягуч, но девушке явно нравится. Музыкант одет в белый халат, из-под которого виден расшитый кафтан: на малиновом бархате мелкая вязь рисунка, бляхи из серебра, цепи, многоэтажные кисти и висюльки. Чалма, размером со зрелую тыкву, красна, словно мак.
— Он, вероятно, из Катхиавара или Гуджарата, — гадает Лалл.
Мы бродим по базару и прилегающим к нему улочкам несколько часов. Смотрим, как в умелых руках мастеров рождается из меди красивая ваза с множеством переплетающихся узоров. Молоточком и резцом кустарь сбивает стружки с точностью до десятых долей миллиметра.
Другой кустарь сидит разувшись и пальцами ног удерживает деревянную пластинку, а руками стучит молотком по долотцу, вырезая тонкий рисунок.
На сцене небольшого кафе — босая танцовщица в сари из красного шелка; рукава, пояс, шапочка из парчи. Бусы, кольца, ожерелья сверкают поддельными камнями.
Непрерывно угощаем друг друга то фруктами, то сластями, то прохладительными напитками. Но от пестроты, шума и сутолоки хочется уйти куда-нибудь, где тихо и прохладно.
— Поедем-ка в парк, — предлагает Лалл.
Мы отыскиваем нашу машину и снова пускаемся в путь.
На дороге лежит сердитая, видно очень голодная, корова.
— Все необычно и своеобразно в Индии, в этой стране слонов, кобр, обезьян и меланхоличных коров, — декламирую я.
Лалл смеется.
— Дались вам наши коровы! Вы же знаете, жизнь любого существа у нас священна. Уважение ко всему живому, ко всякой твари, и полезной и вредной, вошло в плоть и кровь нашего народа! Может быть, это и хорошо! Может быть, это проявление высшей гуманности — не знаю! Знаю только, что эта гуманность обходится нам неимоверно дорого. Одни только крысы и дикие обезьяны съедают 10 процентов всего урожая.
Корове в Индии поклоняются как символу всей природы. Поэтому не удивляйтесь тому, что на базаре корова получает ботву из рук торговца овощами, что мы терпеливо объезжаем ее, если ей вздумается улечься на дороге. Вот, полюбуйтесь!
На узкой улочке индиец совершал сложный обряд. Мы останавливаемся под деревом и наблюдаем за его странными действиями. Он сел возле коровы на корточки и обмыл ей копыта, сперва ее же молоком, потом водой. Покорми® корову рисом и сахаром, индиец раскрасил ей голову сандаловым и каким-то еще цветным порошком. На рога и ноги надел гирлянды цветов. Затем, окурив корову ладаном и покрутив над ее головой зажженной лампой, он трижды обошел вокруг животного. Отдохнув, он наполнил кружку водой, макнул в нее кончик коровьего хвоста и залпом выпил воду.
— Ничего подобного я не видел, — признаюсь я.
— И никогда не увидите! А у нас это так же обычно, как у вас на улице курить папиросы. — Лалл устало машет рукой. — Муха, комар, муравей, паук, змея — все они братья человека. Корова тем более наш друг, поскольку она кормилица семьи.