По истечении срока годности – забыть [СИ] - страница 64

— О Боже, — вздохнула она, прикасаясь к раскрасневшимся щекам и стирая чуть смазавшуюся тушь. — Давно я так не смеялась. Где это мы?

Тони оглянулся, понимая, что их занесло в прачечную, а люди, которых отвлекло столь шумное появление, недобро на них косятся.

— Ладно. Продолжаем? Правда или действие? — поинтересовалась Ванда, взбираясь на стиральную машину.

— Правда.

— Я думала, ты выберешь действие, — разочарованно протянула она, выпятив нижнюю губу, на что Старк лишь усмехнулся.

— Нельзя выбирать три действия или три правды подряд.

— Ладно, допустим, убедил, — девушка задумчиво отбарабанила пальцами по коленке незамысловатый мотивчик, пытаясь придумать вопрос. Хотелось спросить о чём-то небанальном и интересном, но как назло в голову ничего не приходило. Тони в ожидании даже снял очки и теперь внимательно сверлил её взглядом. — Ты хотел бы завести семью? Ну, я про жену, детей, внуков.

Лицо Старка внезапно вытянулось, бровь удивлённо поползла вверх, и Ванда прикусила язык: кажется, она спросила что-то не то. Мужчина скрестил руки на груди и отвернулся, нахмурившись. Умела она всё-таки задавать каверзные вопросы. Тони не знал, что ответить Ванде, хотелось сказать ей правду, но он не был до конца уверен, что ей стоит это слышать. Он не должен был говорить, что не хочет иметь семью. Вдруг Ванда именно для этого и живёт? Вдруг она хочет иметь большой дом, любящего мужа, ораву детишек, а он, внезапно ляпнув, что семья — это не главное, разрушит всё то, что так старательно строил между ними. Старку не хотелось, чтобы его признание отпугнуло её, поэтому он молчал, пытаясь подобрать правильные слова.

— Ты можешь не отвечать, — прошептала Ванда, когда пауза затянулась.

— Я думал о создании семьи, — наконец выпалил он, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности. — Но… я боюсь.

— Чего?

Тони пожал плечами, прислоняясь спиной к стене.

— Боюсь, что буду таким же отвратительным отцом для своих детей, каким был мой для меня.

— У тебя были проблемы с отцом? — осторожно спросила Ванда, жалея, что вообще спросила о таком.

— Он был… безучастен, безразличен ко мне. Я лишь мешался под ногами, а когда он обо мне вспоминал, то я ни разу не слышал от него слов поддержки или заботы. Он никогда не ругал меня, не бил и не кричал, но отношения между нами были сложными, — взгляд Тони стал стеклянным, глаза почернели. — Я очень хотел привлечь его внимание. Всё, что я делал, всё, чего добился, было лишь ради того, чтобы он меня заметил, оценил, сказал хоть что-то, что дало бы мне понять, что он любит меня. Но… Вообще, он был хорошим человеком, но отец из него был никудышным. Сознание того, что я люблю его, пришло лишь после его смерти. Об умерших стараешься плохо не думать, — мрачно заключил Старк, и на пару минут они опять погрузились в гнетущее молчание.

Ванду не удовлетворил такой ответ, но она побоялась спрашивать ещё, видя, что настроение Тони, кажется, испортилось.

— Правда или действие? — уж слишком звонко и воодушевлённо поинтересовался Старк.

— Действие, — Ванда помотала головой, пытаясь стряхнуть оцепенение и избавиться от неприятного осадка.

Тони выглянул из-за угла и подозвал к себе девушку.

— Видишь того качка, что стирает свои футболки?

— Ну?

— У него в кармане джинсов торчит бумажник. Укради его, чтобы качок не заметил. Без магии.

— Но Тони! Это же воровство.

— Воровство — это когда берёшь чужое и не возвращаешь. К тому же ты заставила меня украсть чёртов вишнёвый коктейль.

— Но мы-то за него потом заплатили.

— Это весело. Спорим, там не больше двадцатки и пара дисконтных карт.

Ванде не нравилась эта идея, и она насупилась, шумно пыхтя, но Старк не обращал на это внимания.

— Не ломайся. Пока ты тут думаешь, твой брат бы уже коня украл.

Слова вырвались прежде, чем Тони осознал, что собирался сказать, и в ужасе застыл, боясь повернуться в сторону Ванды. Он кожей чувствовал, как она притихла и перестала издавать странные звуки. Воздух накалился до предела, стало жарко, и Старк медленно обернулся, внезапно испугавшись, что девушка испепелит его прямо здесь. Ванда была бледнее смерти, глаза от ярости блестели, как у коршуна.