По маршруту 26-й - страница 3

Вдруг она вздрогнула.

Лодка выбросила фонтаны: от бортов, сильно вздохнувших, разлетелись белые струи. Донесся гул, похожий на негромкий взрыв. Береговые скалы ответили четким эхом.

Лодка начала погружаться. Ее кормовая и носовая надстройки будто бы меркли: уже становились и короче. Совсем их скрыла вода. Башенка стала укорачиваться. А он все стоял.

У нее заколотило сердце, и она прижал его сильно руками. Она чувствовала его, сердце свое, под ласковым шелком сорочки, под грудью мягкой, совсем недавно ставшей грудью матери; она не отпускала его, сердце, рвавшееся пугливыми частыми толчками.

«Как же он стоит?»

Это был не он. Это, конечно, выхлопная труба, про которую в разговорах они упоминали. Труба — как силуэт человека. А люди уже сейчас все внизу. Они закрылись. И он вместе с ними, один из них, ее друг, ее постоянное, негаснущее беспокойство, ее муж!

Лодка исчезла… Рассказывают, что это называется дифферентовкой. Перед тем как куда-нибудь уйти, подводный корабль еще вот тут, в своей бухте, будто бы прощается, купается. Нырнет. Совсем скроется с башенкой. Потом башенку покажет, кормой вынырнет. Или вдруг нос из-под воды торчит. И опять все скроется… Выверяют центр тяжести, способность корабля держать курс под водой по строгим горизонталям.

Но казалось ей, что сегодня звук был совсем не таким. Будто бы действительно — взрыв и фонтаны очень большие. И может быть, все-таки кто-то стоял? Стоял на этой башенке, а башенка все уходила вниз, тонула.

Ее долго нет сегодня, лодки. Шло время. Это секунды ли шли? Или минуты? Шло время. Долгое. Долгое-долгое. Ничего не было видно. Она слышала, как колко в недобром предчувствии бьется, торопится сердце. И прижимала его.

Показалась. Сначала — будто голова человека. Вынырнул человек, осматривается. Это — та самая труба для выхлопа газов, когда, как они говорят, лодка идет «под РДП». РДП — это устройство, через которое, не появляясь на поверхности, лодка может дышать.

Появилась башенка. Стала расти. Теперь уже видно, что она не темная, как кажется сначала, а зеленая. Выросла. Под нею обозначилось туловище, длинное, как у рыбы. Вдоль всего туловища будто черта — это прорези в легком корпусе. Лодка на секунду вся, ниже линии прорезей, как будто льдом обросла — это пенные потоки хлещут из-под надстроек. Замерла неподвижна…

И она здесь, на берегу, неподвижна. А сердце очень бьется. Колко, болезненно.

Вот родилась волна. Впереди, перед носом двинувшейся тихо лодки. На гладкой, темно-синей воде бухты она так хорошо видна, эта некрутая невысокая волна. Разбежалась от носа — будто вода раздвинулась, хотя кажется, что лодка все еще стоит на месте. Долго на месте. Только башенка все тоньше и тоньше. И вот уже люди (видны были люди над рубкой) слились с темным силуэтом, как бы ушли в него. Башенка все тоньше и тоньше. Уже не видно длинной кормы, она словно втянулась под высокую рубку. И башенки вот уже нет — просто черная точка в широком проливе.

Все дальше лодка… И скрылась…

Тревога была сыграна, когда в кают-компании (такое громкое название носил узкий стол во втором отсеке) еще обедали. Командир минно-торпедной части старший лейтенант Хватько еще подшучивал над инженер-механиком Батуевым, а точнее сказать, изводил его: описывал достопримечательности Москвы, красоты Крыма и Кавказа.

Механик, капитан-лейтенант Батуев, несколько дней тому назад совсем было собрался в отпуск. Он служил на другой лодке. Но механику барабановского корабля врачи не разрешили идти в поход, и Батуеву было приказано заменить его.

Минер Хватько, не проглотивший сейчас и ложки супа, неподвижно сидевший над жирным пловом, позеленевший (сегодня, хотя шли под РДП, но сильно качало), нашел как бы отдушину для себя в том, чтобы изводить Батуева — не пристало встречать такими шуточками нового члена экипажа. Но дело в том, что отношения между Батуевым и Андреем Хватько уже давно были известны всей базе. Эти офицеры, оба молодожены, занимали по комнате в одной квартире. И, как про них рассказывали, друг друга не могли переносить.

Батуев считал своего соседа неотесанным мужиком, Андрюхой. Не стеснялся назвать его иногда противогазом или каким-то иным иным обидным, неморским прозвищем. Андрей Хватько платил своему надменному соседу той же монетой. Не признав строгостей, почти корабельных, которые пытался утвердить в квартире Роальд Батуев, Хватько загромоздил ванную комнату и общий коридор рыбацкими снастями, охотничьими принадлежностями. Рассказывали, что, когда Батуев садился в своей комнате играть на пианино, Хватько втаскивал на кухню легкий мотоцикл и запускал мотор.