По методу профессора Лозанова - страница 18

— Что ж, желаю успеха. У меня для твоей гипотетической конторы и название замечательное есть.

— Ну? — спросил Агеев.

— Она будет называться — «У Кузьмича».

— Вам бы только шутить, — сказал Агеев.

В ожидании вдовы Мельникова Александр Иванович рисовал на листочке перекидного календаря сложные геометрические фигуры, вспоминал свой последний разговор с Агеевым. Думал о том, что был к Кузьмичу несправедлив. Аргументы Агеева, которые он отверг, на самом деле были достаточно серьезными. Надо бы покапать версии Агеева, прежде чем посылать его на курсы английского языка.

В дверь его кабинета постучали. Часы показывали ровно десять. Вера Сергеевна Мельникова была на редкость пунктуальна.

— В смерти мужа, — заявила она, — есть и моя вина. Я, понимаете, должна была, обязана была, заставить его с работы уйти. Ему было уже за шестьдесят. Получил бы пенсию, ну, может быть, еще где-то поработал бы на скромной должности. Во всяком случае, анонимки на него уже бы не писали. А он все твердил — трест, видите ли, без него погибнет. А ведь ничего — не погиб. Все на месте, его только нет.

— А может, он не хотел уходить и потому, что не мог позволить торжествовать тем, кто так этого добивался? — спросил Крымов.

Она опустила голову, плечи ее ссутулились, сказала:

— Не знаю… Стыдно признаться, но я, Александр Иванович, сразу не осознала. В жизни дочери сложности, двое детей… В общем, всем надо было помогать. А Володя — он из той нынче редкой породы мужчин, которые никогда не жалуются, не пытаются свои тяготы на плечи близких переложить… Вы даже не представляете, как мне в жизни повезло. Всегда чувствовала себя защищенной, как за каменной стеной, испытывала удивительное чувство надежности. Это ведь редкость, верно?

Крымов кивнул.

— И вдруг этот сильный мужественный человек на глазах стал меняться. Вы даже не представляете, как это было страшно. Просыпаешься ночью — его нет. Вышагивает в своем кабинете из угла в угол. Потом я заметила, как он начал вздрагивать при каждом телефонном звонке, при звонке в дверь. Спешил первым вынуть почту из ящика… Руки у него начали подрагивать… Боже, как все это было больно видеть.

— Значит, и домой приходили анонимки?

— Да, две. Чудовищная грязь. Я ему сказала: «Володя! Неужели ты думаешь, что я могу поверить во все это?» А он только шептал: «Спасибо, спасибо, родная».

Она вдруг вскинула голову, сказала требовательно:

— Александр Иванович! Вы должны этого человека найти! Невозможно представить, что он уйдет от наказания.

— Вам или Владимиру Ивановичу и по телефону звонили?

— Звонили. Да только никогда ничего не говорили. Снимешь трубку — молчок. И вот так за вечер по несколько раз, чтобы мы все время ощущали этот пресс.

Она задумалась, И неожиданно резко:

— Представляете, минут через пятнадцать после того, как врач неотложки констатировал смерть мужа, раздался телефонный звонок. И опять молчание. И тогда я во весь голос крикнула:

— Владимир Иванович умер! Вы, подлецы, добились своего! Но и я своего добьюсь. Я еще увижу вас на скамье подсудимых!

— Вам что-нибудь ответили?

— Нет. Сразу положили трубку. И подобные звонки прекратились.

— Скажите, Вера Сергеевна, как вы думаете, Владимир Иванович предполагал, кто мог все это делать?

— Я уверена, что даже знал. И мы из-за этого рассорились с ним однажды, впервые за нашу совместную жизнь. Я требовала, чтобы он пошел в милицию, в прокуратуру. А он говорил, что доказать все это невозможно. Я требовала, чтобы он сказал мне кто этот человек. А я бы уж нашла на него управу. Володя успокаивал меня, говорил, что и так все образуется. Хотя вот, — она вытащила из сумочки конверт, из него листок. — Вчера нашла среди бумаг мужа. Почерк у него был неважный. К тому же это черновик. Я вам прочитаю?

Крымов кивнул.

— «Уважаемый товарищ прокурор! Обращается к вам директор специализированного треста В.И. Мельников. В течение последних нескольких лет я подвергался многократно злостной клевете со стороны неизвестного лица. Анонимки на меня рассылались во всевозможные инстанции. Это привело к тому, что мою работу, работу треста бесконечно проверяют. Ни одна проверка не подтвердила „сигналов“ анонимов. Но все это не прошло для меня даром. За это время я дважды перенес инфаркты. Они, вне сомнения последствия этих передряг. Но обратиться к Вам меня заставляют не личные интересы. Желая оклеветать меня, клевещут и на весь наш коллектив. Создана совершенно невыносимая обстановка для нормальной работы, уважаемый товарищ прокурор. Прошу помощи! Прошу защиты!»