По обе стороны Днестра - страница 35

Федоровскому не раз приходилось выполнять самые разнообразные «услуги», как деликатно называл свои задания майор «Сюртэ женераль», и он напряженно ожидал, чего именно потребует Клюзо сейчас.

— Господин Федоровский, если верить газетам, среди беженцев из Советской России есть и бывшие солдаты Красной Армии. Во всяком случае Бенони в своем душераздирающем репортаже, — Федоровскому показалось, что Клюзо усмехнулся, — приводит беседу с одним из военнослужащих. Скажите, ему можно верить?

— Кому именно? — не понял Федоровский.

— Естественно, Бенони, вы его должны знать, не так ли?

Федоровский действительно был знаком с ведущим журналистом «Бессарабского слова» Бенони не только по газетным публикациям; они встречались и беседовали во время наездов Федоровского в Кишинев.

— Видите ли, господин Клюзо, профессия журналиста весьма сложная. Иногда приходится во имя большой правды прибегать к гиперболизации отдельных фактов. Отсюда и пошло — вторая древнейшая профессия. Нет ничего нелепее этого сравнения, которое выдумали враги свободного слова. Те, кому правда глаза колет.

— Уж не большевиков ли вы, уважаемый Владимир Павлович, имеете в виду? Насколько я понимаю, это определение родилось задолго до того, как вообще появились большевики. — Клюзо весело улыбался, и эта издевательская улыбка задела за живое Федоровского.

— Позвольте вам напомнить, господин Клюзо, что у свободной демократической прессы и без большевиков хватает врагов. Вы сами это прекрасно знаете.

— Что верно, то верно, — философски ответил собеседник. — Кстати, а какая первая древнейшая профессия? Просветите.

— Если вы действительно не знаете, — обиженно парировал Федоровский, — пойдите сегодня вечером на пляс Пигаль и все поймете.

— Ну ладно вам, — миролюбиво произнес Клюзо. — Мы, кажется, отвлеклись. С этими беглыми красными солдатами, насколько я понимаю, беседовали, причем гораздо обстоятельнее, чем господин Бенони, ваши румынские друзья. — Клюзо искоса внимательно посмотрел на своего собеседника.

Федоровский, еще не остывший от нанесенных его самолюбию обид, которые он терпеливо сносил на протяжении всего обеда, на этот раз не выдержал.

— Господин Клюзо, — с тихой злостью прошептал он сквозь зубы, — прошу больше никогда не называть этих людей моими друзьями.

— Пусть будет по-вашему, господин Федоровский, — с усмешкой произнес француз. — Будем их называть нашими друзьями. Согласны?

Федоровский молчал, рассматривая затейливый орнамент на скатерти.

— Так вот, — продолжал француз, как будто ничего не произошло, — мы бы были чрезвычайно благодарны нашим, — он выделил голосом это слово, румынским друзьям за информацию об этих беседах, и не только с красными солдатами, а вообще с людьми с той стороны. Дислокация воинских частей, укреплений, пограничных застав, вооружение, фамилии командиров, их слабые места, политические настроения в армии и среди гражданского населения… Он говорил деловито, четко, будто отдавал приказ. — Снабжение населения продовольствием и промышленными товарами. Слухи, сплетни, анекдоты…

— А это зачем? — Федоровский оторвался наконец от заинтересовавшего его узора на скатерти.

— Сразу видно непрофессионала, — снисходительно улыбнулся Клюзо. Иногда популярный анекдот может сказать о настроениях в стране больше, чем целый том социологических исследований. Вам, как редактору, пора это знать… и не только как редактору, — многозначительно добавил француз. Разумеется, труд наших румынских друзей не останется без вознаграждения. Как всегда. Так же, как лично ваш, уважаемый Владимир Павлович, и вашего друга… как его… Новосельцева. Передайте им, что нужна информация из первоисточников, а не факты, переписанные из советских газет, и всякие эмигрантские побасенки. Запомните: никакая липа — так у вас, кажется, говорят, — не пройдет. Мы здесь тоже читаем советские газеты. И вот еще что, господин Федоровский, нам нужно перебросить на совсторону одного нашего человека, потребуется помощь… — он запнулся, чуть не сказав «румынских друзей», но вовремя спохватился. — Пусть там подумают, как это лучше сделать, а вы поставите меня в известность. У вас есть ко мне еще вопросы? Нет? Прекрасно.