По образу и подобию - страница 5
«Тайны битв с судьбой коварной»
Не попробовать ли взглянуть на шахматы как на некую модель общества, жизненной борьбы?
Эту идею никак не назовешь новой — уже в средние века она была банальностью. Разве что термина «модель» не употребляли в ту пору. И доминиканский монах Якобус де Цессолес морализировал в 1275 году:
«Не подобает королеве подобно пешке ходить по всей доске, ее женская слабость и скромность повелевают ей держаться вблизи короля, избегая сражений». Право, странное поучение. Но оно странно только применительно к современному лихому ферзю, сильнейшей фигуре шахмат. В XIII веке дело обстояло иначе. Сильнее всех была тогда ладья. А ферзь ходил так же, как король, во все стороны, но только на одну клетку (впрочем, иногда ему, ферзю, давали еще меньше свободы: даже на одну клетку он мог ходить лишь вкось). Современную свободу действий он получил на четверть тысячелетия позже, в XVI веке. И одновременно с ферзем удлинил свои шаги слон, до того разивший лишь третью клетку от себя. Случайными ли были эти изменения? Поражает, как точно они совпали по времени с увеличением размаха человеческой деятельности вообще. Эту реформу подготовили не члены какой-нибудь шахматной комиссии, а Колумб и да Гама, Америго Веспуччи и Джон Кабот, мореплаватели, покинувшие берега, отказавшиеся от каботажного плавания. Где уж тут было усидеть на месте, остаться в прежних рамках деятельности и шахматным ферзям! Конечно, прямые аналогии средневекового типа надо отбросить. Новая мощь ферзя-королевы («дамы» на западе Европы) вовсе не символизировала ни освобождения женщины из-под власти мужчины, ни усиления в государствах роли премьер-министра в ущерб власти короля. Напрасно оправдывал превращение ферзя-королевы еще один доминиканский монах: «Неволя королевы более подходит к обычаям Востока и нравам его жизни, чем к свободе француженки, потому королеве Запада должна приличествовать полная свобода передвижения, дающая ей высказываться больше всех и с большей силой». Монах зря подводил тут столь конкретную «идеологическую» базу. Это было отражением в шахматах общих тенденций эпохи, динамизма исторических событий.
Возможно, что кому-нибудь такое объяснение показалось вульгарным или даже притянутым за уши. Но так же объясняло изменение шахматных правил немалое количество философов, историков, писателей. Вот что говорит в пьесе Бертольда Брехта «Жизнь Галилея» главный ее герой: «Наши корабли заплывают далеко-далеко, наши планеты и звезды движутся в огромном пространстве, даже в шахматах теперь ладьи могут двигаться через все поле».
Увы, кто-то, или Брехт, или Галилей, здесь ошибается — ладьи и раньше были дальнобойными, изменения коснулись только ферзей и слонов. Но даже ошибка здесь многозначительна: неважно, какие именно фигуры развернулись на всю доску, важно, что изменилась манера игры, ее размах. Фигуры — условность, их расположение и ходы тоже не более чем условность, но через эти условности прорываются реальные законы борьбы, законы психологии.
Каждая игра представляет собой отражение каких-то процессов, имеющих место в реальной жизни. Не случайно кибернетики среди большого разнообразия машин (а точнее, программ для них) создают и такие, которые способны играть в очко и подкидного дурака, в преферанс и в шахматы. При игре в очко решает случайный подбор карт, умение (хотя бы умение вовремя остановиться при наборе карт) играет очень небольшую роль. Подкидной дурак, покер, преферанс — здесь важны и случайность (подбор карт), и закономерность (сила, ловкость игроков). В шахматах элементы случайности принимают форму промаха, «зевка», сила игроков имеет главное и решающее значение. Это модель борьбы противников, равных по силе, но не по способности управлять этой силой.
Менялся, усложнялся характер борьбы в мире, развивались и усложнялись и шахматы. История с усилением ферзя — лишь один пример такого подлаживания модели под оригинал.
Можно заметить, что с XVI века прошло много времени, массу изменений претерпело общество, а шахматные правила после «шахматной революции» эпохи великих открытий особых изменений не претерпели. Если не считать, что королю, например, прибавили защитительных возможностей, лишив взамен части его прежней боевой силы, что он получил право на рокировку, право загородиться пешками и ладьей. Но зато теперь проход короля через всю доску на крайнюю горизонталь партнера ничего не дает его престижу. Раньше за такой марш добавлялась пешка. Теперь в шахматах строго соблюдается древний материалистический закон грека Эмпедокла, слыхом не слыхавшего о шахматах: «Ничто не может возникнуть из ничего». При желании в этом можно увидеть крах «чудотворности» королевской власти, потерю королями «права на чудо», вроде… древней «способности» английских королей излечивать золотуху.