По осколкам - страница 2

стр.

— Инэн, ты уснула, что ли? Я тебе не для того от этой курицы ногу открутила, чтобы ты поверх нее на небо пялилась.

Вскидываюсь:

— Да ем я, ем. Не ворчи.

— Сидим тут целый вечер уже. Чего, спрашивается, из деревни уходили? Если ты сытая, то зачем я тогда сюда эту курицу тащила? А если ты намерена торчать тут до утра, я лучше вернусь и высплюсь на нормальной кровати, а не на земле. И в тишине, а не под твои вздохи.

— Мы уже скоро пойдем… Хочешь кусочек? — протягиваю так ни разу не укушенную тяжелую куриную ногу.

— Ну, если только чтобы не закапывать, — снисходительно отзывается мой Мастер, с аппетитом вгрызается в мясо и продолжает с набитым ртом: — Я смотрю, они тут не голодают. Не думаю, что если бы мы взяли у них мяса не на один ужин, а с запасом, кто-то пострадал бы. Потом ведь еще искать придется, а так было бы с собой… Почему ты все время отказываешься? Ведь никому же не во вред.

— Но и никому не на особую пользу.

— Тебе самой было бы неплохо. В следующий раз, когда ты меня будешь какой-нибудь улиткой кормить, я сегодняшний вечер припомню — и ты уж тогда не обижайся.

Опять все ей не так. Понятно, что ей сегодня пришлось трудно. Таракан на пять человеческих ростов потребовал сил больше, чем у нее было. Справилась, молодец. Напугалась, конечно, устала до полуобморока, снова так больше не хочет и теперь сообщает об этом миру в моем лице. Хорошо еще, что сон и сытная еда привели ее в порядок, правда, оптимизма не прибавили. На 15-ом местные гостеприимны и дружелюбны, мы отдохнули, перекусили. Да-а… пора идти.

Переход на углу, всегда готов раскрыться и принять в свои опасные стены. Он никуда не денется, и я смотрю на угол, не торопясь бросаться вперед. Когда знаешь, что ничего нового тебя впереди не ждет, а размеренное старое никуда не денется, очень сильно тянет где-нибудь задержаться подольше.

Уверена, что еще какой-нибудь путь закрылся, и выбирать придется не из всего, а из оставшегося. Я это увижу, укажу, куда идти. Потом укажу, что и где делать… Да, может быть, там будет скверно, опасно, а из еды окажутся только улитки — в тот раз они были спасением и почти деликатесом, хотя и гадость. Но мы уж разберемся. Всегда разбирались, на то и вместе — один указывает, второй действует точечно.

Жаль, последнее время для моего Мастера просто указки недостаточно. Она взяла себе странную манеру брюзжать и препираться: до, после и даже во время работы что-то себе фыркает. Теперь ее часто приходится уговаривать.

Сейчас она дожует и, точно знаю, заведет один из своих разговоров, начинающихся с «Ну и какой план?», «И что дальше?» или «Ла-адно, куда на этот раз?». Интонации будут, на каких и крыса поскользнется. Она так спрашивает, словно хочет заставить меня не отвечать, а спросить что-то у нее самой. Это у нее появилось недавно и особо не бросается в уши. Но вот такими пренебрежительными словами о следующем шаге, таким тоном, на который я лишь отмалчиваюсь, оно отчетливо вылезает после работы.

И работу она стала делать небрежно. Сегодня, например, не уследила за ветром, — и вырвало дерево. Вон, лежит в темноте, больше не шевелит ветками, которые еще недавно махали, пытаясь сопротивляться.

Мой Мастер, выбросив в кусты кости и вытерев свои крупные, всегда почему-то исцарапанные руки пучком травы, начинает:

— Ну и…

— Перестань сотрясать воздух. Не тревожь ночь.

Она замолкает.

В этом молчании слышится такая гора упреков, что она могла бы размерами и тяжестью соперничать с нижней пирамидой любого осколка.

Никак не усвоит, что мне просто нужно время перед тем, как шагнуть в переход. Я не прошу это понимать — что не близко, то не примешь как свое. Но хотя бы запомнить уже можно. Я же запомнила про нее, что ей перестало нравиться ее имя. И не спрашивала у нее никогда, почему ее передергивает, когда кто-то его произносит. Не так много нужно наблюдательности и умения слушать, чтобы понять: она хочет оставить в памяти лишь чей-то единственный голос, зовущий ее по имени. Пусть так. Я не трону и не раню своего Мастера, хоть и не испытываю к ней любви… Когда-то меня учили, что свою пару надо очень любить, дорожить, оберегать, иначе работать не получится. Неверно учили. Получается иначе.