По осколкам - страница 8
— Крин, — бездумно шепчу я. — Мне надо было слушать мир, а не тебя. А тебе надо было быть менее самоуверенной. И не приказывать мне. А мне — тебя не надо было слушать.
Увы, никто мне не ответит ворчливо, что ее опыта хватило бы на такую крысу с лихвой…
Крыса облизывается и сглатывает. Не сводит с меня всех четырех глаз, но и бросаться на скалу не спешит. Она голодная, но понимает — ей меня не достать. Только устанет, а силы восстановить все равно нечем.
Новая волна ее злости бьет меня, туманя зрение. Но она же отпускает — и настройка на чудовище соскальзывает. Однако ее злость осталась во мне, и будет плескаться еще долго — я чувствую, как бушует в крови ярость существа, не способного дотянуться до того, что оно смертельно хочет. И я ее в этом понимаю.
Со злости поднимаю один из камней, отрываю его от привычной скалы. Рука моя хочет замахнуться. Да, разрушить скалу, чтобы наказать крысу!
Ее слабые места мне хорошо видны — если прищуриться, они подсвечиваются розовым. У меня есть камень, и рядом еще много камней — целая скала. Это — единственное, чем я смогу попасть ей в слабые места. Крин должна была пройтись по этим точкам и изменить чудовище обратно, в простую крысу. Мы могли бы потом или унести ее с собой, или оставить на этом осколке, если бы набор позволил.
Я одна ничего не могу с ней сделать. У Основателя нет инструментов. Теперь эта искаженная тварь останется здесь — это точно. Камней много, хочешь — забросай, пока не устанешь. Я не устану горячо желать этой твари мучительной смерти за то, что она убила моего Мастера, и я хочу забросать ее камнями, пока она будет ждать меня, свою добычу, под этой скалой. Будет сидеть, голодать и злиться внизу, в гнезде из развороченных стволов. А меня наверху будет скручивать от бессилия и невозможности ее убить: мне нечем, да и нельзя нам убивать.
Мучительной смерти…
Я вскидываюсь, дергаюсь, и камень из моей руки выскальзывает, падает с обрыва. Он весело прыгает по выступам, с шумом увлекая в бег за собой своих серых родичей. Крыса одним из глаз провожает маленький обвал.
Конечно же! Эта тварь уже разрушила набор осколка так, что скоро тут не останется и растений. Новым животным взяться неоткуда — и она вымрет здесь с голода! Потом расплодившиеся гусеницы съедят и ее.
Мне доводилось видеть, во что превращаются осколки без животных буквально за сотню оборотов… Да, переход открыт, еще одна крыса может прийти сюда, или таракан. Но систему осколка уже не исправишь. Подорванная, она не поддержит в себе жизнь. Потом останется лишь вода в том озере, да и то мертвая, и вот эти скалы. Может, на них дольше всего продержится лишайник…
А крыса сдохнет сама.
— Сиди теперь! — кричу я почти восторженно, умом понимая, что это уже истерика. — Наслаждайся, дыши, смотри, как встает звезда. Хочешь выбраться? Нечего было совать свой нос в опасные места и нечего было жрать того, кто пришел помочь тебе. Бестолковая ты крыса!
Она все слышит. Ее ухо на затылке подрагивает напряженно на каждое мое слово. Но мне мало, пусть она еще и видит. Я топаю по остатку серых ступеней и указываю пальцем себе под ноги:
— Сиди здесь. Здесь!
Потом разворачиваюсь и бегу к площадке с углом. Переход, встречая меня, вспыхивает, ломается трещиной; красно-синие овалы расступаются, готовясь пропустить.
Врываюсь в переход — он едва успевает раскрыться передо мной и моей злостью, которая сейчас служит мне щитом. За двоих будет!
И прежде чем трещина захлопывается позади, слышу доносящийся с осколка грохот. Похоже, крыса, хоть и прижимала ухо и смотрела на меня, кричащую, напугано, все-таки бросилась на ускользающую еду. Ну и ладно! Разгроми хоть весь осколок, живой не выберешься. Даже если сунешь нос-клюв в переход на другом углу, живучести на второе искажение не хватит.
Разворачиваюсь в узком переходе и, стараясь, чтобы особо наглой молнией не зацепило протянутую руку, ставлю символ: «Угасание». Чтобы не заходили сюда наши и не пытались исправить это чудовище. Эти символы не любят: еще и осколок не закрылся, а уже смысла входить нет. С мертвыми мирами мы умеем смиряться, а угасающая жизнь нас пугает.