По праву любви - страница 12

Но прежде чем отправиться на фазенду Винченцо, Маурисиу счёл необходимым сообщить новость матери. Она должна знать, что представляют собой итальянцы и каково с ними связываться!

Франсиска принялась успокаивать сына:

—  Утро вечера мудренее, сынок. Не спеши. Главное, не наделать глупостей. Тебе нужно помнить, прежде всего, о том, что Катэрина кормит малыша грудью. Мать ему сейчас нужнее, чем отец.

Последний довод несколько охладил пыл Маурисиу. Дело выходило сложнее, чем ему представлялось. Катэрина могла и заартачиться, раз она собрала вещички и отправилась к родителям. Но он с ней поквитается. Если она будет сопротивляться, то он и, в самом деле, на аркане её приволочёт. Приняв решение, Маурисиу отправился спать с твёрдым намерением завтра же осуществить его.

Между тем на фазенде Винченцо шёл пир горой. Все изрядно подвыпили, и Фарина, взглянув на Катэрину, сказал:

—  Если твой муженёк вздумает встать у меня на пути, мне придётся дать ему пинка!

—  Я не против, —  отозвалась Катэрина. —  Только не забывайте, что сталось с сеньором Мартино.

—  А при чём тут Мартино? —  не понял Фарина. —  к Маурисиу он не имеет никакого отношения.

—  Это вам так кажется, а я знаю, что Мартино убил именно Маурисиу, —  запальчиво заявила Катэрина. —  И если он вздумает отнять у меня сына, я скажу сеньору следователю, где спрятано ружьё.

—  Постой! Постой! —  Фарина разом протрезвел. —  Ну—  ка, расскажи мне всё, что знаешь.

—  Я знаю, что Маурисиу скрыл от следователя своё ружьё, из которого стреляет с детства. Знаю, что во сне он бормочет страшные вещи и обещает убить всякого, кто приблизится к доне Франсиске.

—  А дона Франсиска тоже считает, что Мартино убил её сын? —  поинтересовался Фарина.

—  Понятия не имею, что она считает, —  раздражённо отозвалась Катэрина, —  только сына она, разумеется, выдавать не станет, и ружьё они прятали вместе.

—  Ладно, спасибо за сведения, —  задумчиво сказал Фарина. —  Я сам разберусь, в чём там дело.

Он не слишком поверил Катэрине. В запальчивости недоброжелательства женщины могут навыдумывать всякого и при этом даже не сомневаются, что говорят чистую правду. Зато Фарина понял теперь опасения Франсиски: она всерьёз боялась за его жизнь. Но ему не раз приходилось рисковать своей жизнью, и соперники у него были посерьёзнее. Опасность всегда горячила ему кровь. Он любил опасность и всегда шёл ей навстречу. А Маурисиу он не боялся, поскольку был уверен, что тот спрятал ружьё из малодушия. Таких щенков напугать ничего не стоит —  прикрикнуть на них как следует, и дело с концом.

На другой день на фазенду Винченцо явился Маурисиу и потребовал вернуть ему сына, ни словом не упоминая о Катэрине, словно её и на свете не было.

Констанцию требования Маурисиу поразили до крайности. Она прожила долгую жизнь, повидала всякое и знала, что для мужчины всегда важнее женщина, нежели ребёнок.

—  А я тебе говорила, мама, что он ненормальный, —  тут же вставила своё слово Катэрина. —  Я для него не существую. Он всюду видит только свою дорогую мамочку! Теперь ты убедилась, что я не зря от него ушла?

—  Ты должна была здорово изголодаться, дочка, если не просто ушла, а ушла к другому, —  отозвалась со вздохом Констанция. —  Но имей в виду, что голод —  плохой советчик.

—  Мама, Зекинью —  хороший парень, но я сама ещё ничего не решила, —  ответила Катэрина.

Констанция вынуждена была признать, что дочь говорит правду: Зекинью ходил вокруг неё, как кот вокруг сметаны, а она только шутила и смеялась в ответ. И ночевала рядом со своим малышом, и на свидания тайком не бегала.

—  Что у нас будет с Зекинью дальше, я не знаю, но к Маурисиу я больше не вернусь. Он сумасшедший, я боюсь его! —  всхлипнула Катэрина и пулей вылетела из кухни, услышав громкую брань Маурисиу. Он сыпал во всеуслышание отборными итальянскими ругательствами. Откуда только успел набраться?

Констанция вновь тяжело вздохнула. Сколько они с отцом убеждали дочку, чтобы не садилась не в свою телегу. Сумасшедший или нормальный, но барский сынок не был ей парой, вот оно и проявилось, двух лет не прожили, а уже опротивели друг другу. Может, Зекинью ей и, в самом деле, ровня? Может, сладится у них что—  нибудь?