По пути Ясона - страница 27

Питер Уилер не отходил от корабля, внося последние доделки в конструкцию носа. По пути со Спецы мы выяснили, что таран галеры является идеальной платформой для множества целей. Если кому-то захотелось поплавать, с него было проще всего забраться обратно на корабль. Желаешь умыться или облегчиться — пожалуйста, вот тебе почти ровная площадка и вода под рукой. Мы также выяснили, почему на некоторых древних изображениях на носу галеры имелась вереница колышков, от верха до тарана. Эти изображения немало озадачивали исследователей, однако я попросил Тома еще при постройке «Арго» вбить колышки в нос — на всякий случай. Вассилис, кстати сказать, сразу понял, что это. Он назвал колышки скалита — маленькой лесенкой, и в этом качестве мы их и использовали — забирались по ним на борт. Увы, даже с колышками вылезать из воды было не слишком удобно, поэтому Питер решил установить на оконечности тарана скобу, за которую пловец мог бы ухватиться. Когда это было сделано, оконечность тарана превратилась в подобие кабаньего рыла, и мы сразу вспомнили, что именно так многие ранние греческие художники рисовали корабли.

Трондур, который присоединился к нам на этапе перегонки галеры, счел, что настала пора подновить «глаза» нашего корабля. Они выглядели чересчур невинными и наивными, да еще слегка раскосыми. Он перерисовал их, добавил выразительности и агрессивности, подобающей кораблю, что отправляется добывать золотое руно во враждебном царстве.

Новые аргонавты тем временем постепенно прибывали в Волос. Появился Ник, наш врач, невозмутимый, как обычно, а с ним Питер Доббс — два ветерана плавания по следам Синдбада. Ростом и шириной плеч с Питером мог потягаться Майлз Кларк, офицер, взявший отпуск со службы; вскоре выяснилось, что у него отменное чувство юмора и неистощимый запас анекдотов и смешных историй. Кок Питер Моран растолковывал Тому, почему ему нужен люк и ящик под палубой — иначе куда класть корзины и коробки с едой? Вдобавок власти Волоса прислали нам местное вино с изображением «Арго» на этикетках, и спрятать бутылки было попросту негде.

Современный Волос хранит память о великом походе. Главная улица города называется улицей Аргонавтов, недалеко от набережной установлена бронзовая копия древнего «Арго», а несколько таверн носят имя самого знаменитого корабля из Иолка. Из Волоса тоже прибыл доброволец — Элиас, местный архитектор, рвавшийся в экспедицию несмотря на то, что раньше на малом судне в море не выходил. Я прикидывал, что, пока мы будем идти по греческим подам, на борту должно быть как можно больше греков, а в турецких водах — турок; когда мы доберемся до советских вод, надеюсь, к нам присоединятся и советские члены экипажа. Мне представлялось крайне важным, чтобы каждая из стран, по чьей территории мы будем проплывать, имела своих представителей на борту и тем самым впрямую участвовала в экспедиции.

С Элиасом приехали двое его соотечественников — верзила Теодор, электротехник по профессии, и коренастый седовласый Костас. В апреле Костас звонил мне из Афин с вопросом, соглашусь ли я включить его в состав экспедиции. Он отрекомендовался опытным моряком и владельцем яхты и сказал, что неоднократно плавал по Эгейскому морю. Иными словами, он подходил идеально, да и по-английски говорил превосходно. Я уже собирался внести его в список, когда он прибавил: «Есть только одна проблема — мой возраст. Мне шестьдесят». Я, признаться, чуть не расхохотался от изумления. Шестидесятилетний гребец? Еще не хватало, чтобы кто-нибудь свалился с сердечным приступом от гребли по жаре! В итоге я предложил Костасу принять участие в перегонке галеры со Спецы в Волос: если он поймет, что работа ему не по плечу, то сможет уйти, не уронив собственного достоинства. Впоследствии обнаружилось, что Костас — крепкий орешек; он вовсе не собирался сдаваться. В первые несколько дней он изрядно мучился и вечерами лежал пластом, но дух его такими мелочами было не сломить. Добродушный, неунывающий, он очень быстро сделался всеобщим любимцем.

— Видели бы меня мои коллеги! — радостно воскликнул он однажды. — До прошлого года я был старшим пилотом авиакомпании «Олимпик», а уйти мне пришлось, потому что у них ограничение по возрасту — в шестьдесят изволь на пенсию.