По следам полка Игорева - страница 19
Князь Игорь подозвал к себе озабоченного Ольстина Олексича, прокричал:
– Ты там сам распорядись, когда им стрелять. Тебе оттуда виднее будет. Да вот ещё что, боярин… Разглядел ли ты бунчук?
– В жизни не видал такого бунчука, княже! Сам ни черта не пойму.
Игорь перекрестился: хоть неизвестная орда, на которую он наткнулся, и не представляла видимой опасности, поминать чёрта перед битвой – скверная примета. Впрочем, он сделал всё, что от него как предводителя требовалось. И даже больше того, что требовалось при встрече с ордой, выставившей пять сотен всадников – небось, всех мужчин племени, от подростков до стариков. Вполне возможно, а по правде если, так и сомнений в том нет, что опрокинуть эту толпу смогли бы одни ковуи, поддержанные передовым полком. Однако Игорь предпочел развернуть боевой порядок, продуманный для встречи с большими силами половцев, потому что хотел, чтобы дружины хоть немного привыкли к нему и увереннее выстроились, если – лучше не дай того Бог! – они наткнутся на более сильного противника.
Теперь пора… Князь Игорь снова достал меч, протянул его вперёд, на далёких половцев, и послал вперёд Игруна. Тот заржал и встал на дыбы. Красиво вышло – и как раз трубач протрубил два раза. Не удивительно, что северское войско дружно двинулось вперёд.
Когда русичи подъехали к речке на расстояние полёта стрелы, из толпы половцев выскочили на берег лучники и быстро выстрелили.
Игорь, подскакав, опустил забрало на шлеме зазевавшегося сына и щёлкнул своим. Тем временем впереди запели тетивы: Ольстин распорядился вовремя. Сквозь прорезь в забрале Игорь наблюдал, как встретились в полёте две тучки стрел и как в том месте небо на мгновение потемнело. Любопытно всё-таки, почему стрелы противников никогда на его памяти не сталкивались в полёте? Может быть, такое происходит только в по-настоящему больших сражениях, в таких побоищах, как между великим Александром Македонским и персидским царем Пором? Игорь привычно прикрылся щитом. Вокруг засвистело, заржали кони, вскрикнули раненые. Игрун, возмущенный донельзя, снова поднялся на дыбы. Князь успокоил коня, опустил щит, откинул забрало, наскоро огляделся. Владимир жив-здоров, только оторопел немного… Что ж, первый его большой бой… В почте его все целы, в дружинах несколько раненых, пострадали и кони – тут уж ничего не поделаешь.
– Княже!
Это Рагуил. Что там еще?
– Княже! Они выпустили по стреле и ускакали! Наши стрелы воткнулись в землю!
Князь Игорь обернулся ко Владимиру:
– Чего ждешь? Скачи за ними!
Голос его перекрыл новый нечеловеческий вопль. Это впереди ковуи, поднимая копытами коней тучи брызг, сверкающих на солнце, влетали уже в Суурлий. Левый полк князя Святослава Ольговича, не получив на то никакого Игорева приказа, тоже смял строй и помчался к речке. Игорь закусил губу: ковуи делали свою роботу легкой конницы, предназначенной именно для быстрого преследования отступающего противника, а вот молокосос Святослав самовольно отправился за добычей. Напрасно, что ли, он назначил в передовой полк путивльскую дружину во главе с сыном?
Князь повернулся к правому полку, оставшемуся, слава Богу, на месте, и поднял шуйцу. Тотчас брат Всеволод, сказав что-то коротко воеводе, поскакал к нему, его знаменоносец с оруженосцем за ним. Буй-Тур догнал брата на берегу речки, и они, заехав в мелкую её воду, принялись молча рассматривать труп ковуя, колеблемый течением. Возле мертвого хозяина спокойно утолял жажду его лохматый гнедок с ожерельем из бус и раковинок на шее. Ясно стало, что поражённый стрелою удержался в седле и не выпустил из руки повод, конь же его помчался вперёд вместе с другими и остановился только тогда, когда его хозяин свалился с седла.
– Снять бы с наглого мальчишки штаны да выпороть, – вздохнул Буй-Тур. – Надо же – посмел увести добычу из нашей семьи.
– Он, брат, племянник не только наш с тобою, – пожал плечами Игорь, – но и великого князя Святослава, пред коим мне, если жив останусь, предстоит оправдываться. Бог молокососа за жадность сам накажет, а мы с тобою, брат, промолчим. Хотя… Пусть только попробует с нами добычею не поделиться!