По следу оборотня - страница 8
Чему я удивляюсь, я сама не могу понять. То, что я в чужом теле, это нормально?
Привыкла к чудесам. Саша часто говорила, что она мальчик. Может, она и дед Саша, один и тот же человек? Да ну, какая чушь лезет в голову! А я спрошу!
Саша-девочка всё сильнее ревнует, плачет. Я пыталась сказать её что-то весёлое, а она бросила трубку. Саша-мальчик пытался успокоить её, и только сам расстроился.
Она звонит и ночью. Зачем? Я догадалась, и разозлилась. На всех.
Этот Сашка! Противный, как все мужики! Смотрит на меня ещё так… Кобель!
Последний раз Саша позвонила, когда у меня было превосходное настроение. Настроение в последнее время у меня и так было неплохое. Я прямо светилась от счастья, замечала за собой беспричинную радость. Что живу, что у меня ничего не болит, а, наоборот, внутри всё бурлит, живёт!
И вот я пытаюсь втолковать расстроенной ревнивой девочке, как хорошо жить.
Слышу рычание в ответ.
-Рычит! – говорю я. Саша вырывает у меня телефон, кричит от ужаса, включает громкую связь, и я слышу грохот, скулёж, вой, опять грохот, и потом тишина.
Я подняла глаза на Сашу, и отшатнулась, с такой ненавистью он смотрел на меня.
Саша.
Я родился в военной семье. Мама была военным врачом, папа – инструктором разведчиков. Вернее, раньше он сам был разведчиком. Был ещё и диверсантом, иначе говоря, входил в состав разведывательно - диверсионной группы.
Где и что он разведывал, что подрывал, мне было неизвестно, это тайна. Хотя я слышал много интересных историй. Папа, немного выпив, любил с юмором рассказывать истории, которые на самом деле были страшненькими.
Например, он весело рассказывал, как некие «духи» гонялись за ним по всем горам, и не могли догнать, хотя папа бежал с раненым товарищем на плечах.
Не дался им в руки, и товарища вынес, не имея еды, а воду пил из редких источников, прячась в складках местности, когда рядом проходили «духи». В двух шагах.
Забегая вперёд, могу сказать, что, когда мы стали тренироваться у разведчиков, я не раз наступал на спрятавшегося солдата, а найти его не мог. Ни запаха, ни движения.
Так что, как ни фантастичны были рассказы папы, на поверку они оказались правдивыми.
С детства отец учил меня приёмам борьбы, которую изучали только в узких закрытых кругах военных разведчиков. Послал на курсы дзюдо, даже шпагой научился владеть, но это было уже в лицее. Я думал, что пойду по стопам отца, пока не оказался в Петербурге, где меня определили учиться в Морской Лицей. Здесь я понял, что любовь к морю сильнее чего бы то ни было. Морем я заболел. Всё, что было связано с кораблями, я читал, учил названия и термины узлов, парусов и типы кораблей.
В лицее я проучился почти три года. Потом мне приснилась девочка.
Приснилась и приснилась. Все сны развеиваются, а этот не хотел. Я всё более влюблялся в свой сон, душа трепетала, как будто я уже вышел в открытое море под парусом.
С лицеем пришлось расстаться. Папу перевели в Краснослободск.
Сначала я очень горевал, расставаясь с лицеем, к тому же жалко было уезжать из Питера, который стал родным городом. Жалко было и первую, хоть и придуманную, любовь. Она была тесно связана с Питером.
Однако, приехав в Краснослободск, я почувствовал какое-то волнение. От соседского мальчишки узнал, что в школе проходит бал-маскарад, достал свой костюм гардемарина, и, даже не потрудившись найти шпагу, побежал в школу, уже зная, что кто-то там меня ждёт.
Она меня действительно ждала. Та, которая приснилась мне. Одетая Красной Шапочкой, мне она показалась прекрасной. Девочка тоже смотрела на меня, как на чудо.
Мы стояли посреди зала, и понимали друг друга без слов.
Потом мы танцевали вальс, потом ещё, пока она не исчезла. Я особенно не стал горевать, знал, что она учится в этой школе, узнал, что в шестом классе, и побежал домой, как на крыльях.
Дома папа спросил, не влюбился ли их сын. Я ответил, что да, влюбился. Причём нашёл здесь ту, что приснилась мне в Питере.
Родители удивились, переглянулись, но ничего не сказали, вероятно, подумав, что это юношеский восторг, и не более. Папа даже не стал надо мной шутить.