По Старой Смоленской дороге - страница 14
Все трое упали плашмя и не двигались; тени плотно прильнули к ним. Рядом с Приваловым уткнулся в снег связанный немец, а с другого боку залег Анчутин. Они оставались недвижимы, пока ракета не отгорела.
Привалов поднялся на колени, чтобы тащить «языка» дальше, но услышал мину на излете и поневоле прикрыл «языка» своим телом.
Да, случаются в практике разведчика несообразности, когда жизнью врага дорожишь больше, чем собственной.
В нос шибанул запах чужого табака, чужого пота и прокисшего шинельного сукна.
Привалов услышал разрыв мины, вдохнул ядовитую гарь, и тут же его свирепо ударили по ноге, в глазах потемнело, и почудилось — нога оторвана напрочь.
Судорожно ощупал бедро — на месте, ощупал колено — на месте, провел рукой по голени, — кажется, тоже при нем. Он ощутил теплую влагу на руке — кровь.
— Ходовая часть у меня того, — Привалов скрипнул зубами. — Тащи фрица один. Как бы его тут не окрестили…
— А тебя бросить? Замерзнешь…
— Разговорчики! Доползу, вот только соберусь с силами. А ты не балуйся со временем. Марш!
— Да как я опосля смотреть в глаза… — Новая мина шмякнулась в снег.
— Ну, Анчутин… Если тут фрица накроет… Отползай к чертовой матери!
— Да как я тебя, беспомощного, оставлю без помощи?
— А ты помоги. Отстегни мою флягу. Хлебнуть для сугрева…
При свете опадающей, уже изошедшей последними искрами ракеты Анчутин подполз к Привалову, снял с его пояса флягу, потряс — даже не булькнуло. Он огладил войлочный футляр на кнопках. Войлок мокрый, подозрительно разит спиртом.
— Прохудилась твоя фляга. Тут вмятина, тут дырка. Все вытекло до капли.
Привалов стал ругаться самыми черными словами, какие только знал. Можно было подумать — он меньше опечален ранением, нежели тем, что осколок пробил флягу. Фляга-то была залита чуть не до пробки…
Привалов сказал глухо, превозмогая одышку:
— Впрягайся быстрее. И чтобы духу немецкого возле меня не было!
— Товарищ старший сержант!..
Привалов, проклиная Гитлера, его маму и повивальную бабку, повернулся на бок. Он вытащил из-за пазухи «вальтер» и простонал:
— Выполняй приказ! Или пристрелю на месте… А пока ты жив, оставь «индик». Я свой на фрица истратил…
Анчутин вложил индивидуальный пакет Привалову в руку.
— Мне бы только сбыть с рук эту обузу. — Анчутин кивнул на «языка». — Сразу в обрат подамся.
— Может, меня Лавриненко с Крижевским подберут.
— Разве они углядят в темноте?
— Здесь на взгорке меня не ищи. Двинусь навстречу. На полдороге свидимся. Вот малость полежу и двинусь. Как наш капитан говорит? — Привалов горько усмехнулся. — Это у меня оперативная пауза получилась…
Он слышал, как натужно сопел или мычал, а может быть, стонал или плакал пленный с кляпом во рту.
Ну что же Анчутин волынит?
Тот все еще молча лежал рядом — то ли не решался оставить Привалова одного, то ли пережидал, когда отгорит ракета, то ли мысленно примеривался к трудной ноше, которую ему предстояло дальше тащить одному.
— Лежишь тут в одном ватнике, мерзнешь… А он разлегся себе в двух шинелях, ему в зад не дует. — Анчутин приподнялся, взял лежащего немца за шиворот и строго приказал: — Ты, фашистская тварь, тоже руками-ногами перебирай, покедова жив. Я тебя один тащить не нанимался. А ну, ком шнель отселева!
Услышав команду, пленный немец застонал-замычал в знак согласия, засуетился, облокотился поудобнее. Он и не думал противиться эвакуации. После того как рядом с ним ранило русского, он спешил отползти от этого гиблого места подальше.
Все стихло в том смысле, что не стало слышно ничьих голосов, а только гремел недальний бой.
Привалов увидел ракету, но свет ее показался тусклым-тусклым. «Зачем фрицы жгут такие никудышние ракеты? — удивился он. — Плошка в землянке и та ярче».
Чем сильнее Привалов коченел, тем упорнее его воображение возвращалось к их землянке, к печке. Сапер Евстигнеев соорудил эту печку из бака для горючего, который снял с какого-то вдребезги «раскулаченного» трактора.
Нет, не ценил Привалов по-настоящему этого счастья — сидеть у печки, пышущей жаром. Достаточно прикоснуться цигаркой к железу — и можно прикуривать. Видно, как жадно втягивается махорочный дым в поддувало. Труба даже слегка поскрипывает от раскаленного воздуха. Так больно и сладко касаться трубы окоченевшими пальцами и быстро отдергивать руку.