По таёжным тропам. Записки геолога - страница 10
Смеркалось. Все мы тревожно всматривались вперед, стараясь в полумраке заметить огонь костра. На лицах Шаталова и Билибина было написано тревожное беспокойство. Смутно и тягостно было и у меня на душе: я ведь был виновником случившегося. А вдруг у них нечего не получилось с кострам? Что тогда делать? Ведь катер пройдет мимо!
Я представил их себе — жалких, измученных, голодных, тщетно всматривающихся в сумрачную холодную даль, и у меня сильно защемило на сердце. Когда наше беспокойство достигло высшего уровня, далеко слева показалась маленькая огненная точка. Мы подъехали ближе.
Катер шел сравнительно далеко от берега, чтобы не натолкнуться на прибрежные камни. Мотор заглушили, и с катера опустили небольшую лодку. Видно было, как две черные фигурки машут руками и подбрасывают в костер дополнительные порции топлива. Оказалось, что пристать к берегу трудно: начался сильный прилив.
Двое молодых ребят из команды катера сели в лодку и поплыли к костру. С большим трудом удалось посадить обеих женщин. Им пришлось по пояс в воде добираться до лодки, так как подойти к берегу она не могла.
Наконец обе они оказались на борту катера. Со слезами на глазах бросились женщины в объятия своих супругов. А затем произошло нечто совсем неожиданное для меня. Я ведь считал себя основным виновником всех этих неурядиц и ожидал суровой расплаты. И вдруг обе они, как оговорившись, бросились ко мне, и вместо ожидаемых заслуженных упреков я почувствовал, как четыре руки обвились вокруг моей шеи и ураган звонких поцелуев обрушился на мои губы и щеки. Затем посыпались слова благодарности.
В просторах Нелькобы
Отъезд из Среднекана
Поздней весной 1932 года три полевых партии — одна под моим руководством, вторая под начальством геолога Котова и третья, возглавляемая геологом Шаталовым, выехали с устья Среднекана, направляясь в верховья Колымы.
Снабжены мы были из рук вон плохо. На производственном совещании, состоявшемся перед выездом наших дальних партий, заведующий снабжением Сперанский произнес полную оптимизма речь, из которой следовало, что все партии снабжены исключительно хорошо и что только в одном отмечается существенный недостаток — «не хватает рюкзаков, крайне необходимых для работы в условиях вечной мерзлоты». К сожалению, все это было не так.
По словам Сперанского, грузы для полевых партий еще зимой были заброшены оленьим транспортом в заранее указанные точки, поэтому мы направлялись налегке с месячным запасом продовольствия и минимумом необходимого снаряжения. Нам не хватало, помимо злосчастных рюкзаков, очень многого — в первую очередь обуви.
Я должен был работать в бассейне Нелькобы — правого притока Теньки, Котов — по самой Теньке, на ее отрезке, расположенном выше Нелькобы, а Шаталов — в бассейне Берелеха — несколько дальше по Колыме. Нам надо было двигаться в одном направлении, и 26 апреля мы выехали в дальний путь.
На все три партии управление смогло выделить только 40 оленей, вымотанных до отказа тяжелыми зимними грузоперевозками. Четверо из них благополучно скончались в ночь перед отправкой в поле. При взгляде на остальных возникала твердая уверенность, что большинство последует за своими предшественниками.
Делать, однако, было нечего. Надо было отправляться в путь. Нам предстояло подняться по Колыме примерно на 250 километров и далее двигаться вверх по Теньке километров на пятьдесят.
Весна надвигалась бурно и неукротимо. По утрам еще давали себя знать крепкие колымские утренники с температурами минус 20–25 градусов, а днем на ярком обжигающем солнце все вокруг катастрофически быстро таяло.
В состав моей партии, помимо меня, входили прораб — поисковик Перебитюк и коллектор Ковяткин — молодой полуграмотный хлопец, окончивший на Среднекане краткосрочные курсы коллекторов-съемщиков.
Почти — вся огромная территория верховьев Колымы по существу являлась неведомым «белым пятном», на котором мы должны были нанести первые мазки маршрутных и площадных съемок.
Кроме Перебитюка и Ковяткина, в партии числился промывальщик Пульман — пожилой рослый дядя, бывший старатель, и трое рабочих — демобилизованные красноармейцы Гоша Родионов, Филипп Фирсов и Миша Абдрахманов. Все они служили в одной воинской части, вместе демобилизовались и были давними приятелями. Это были молодые, здоровые, полные энергии и задора ребята. К сожалению, опыта таежной жизни ни у кого из них не было.