По таёжным тропам. Записки геолога - страница 19

До барака он добрался благополучно. Внимательный осмотр показал, что он, по-видимому, в полубредовом состоянии стал собираться куда-то в дорогу. В бараке оказалось два мешочка, подготовленных к путешествию — один с продуктами, второй с его вещами, деньгами и документами. Видимо, он собирался уходить, находясь еще в ясном сознании, а затем, впав в беспамятство, с крепко вкоренившейся идеей ухода покинул барак, не взяв с собой ничего, даже табакерки со спичками и бумагой, которую он, как страстный курильщик, всегда держал при себе.

Через несколько часов после прибытия Фирсова появились измученные Перебитюк и Пульман. Много горьких слов было сказано в их адрес. Они молчали, виновато потупив голову. Да и что они могли оказать в свое оправдание? Оба признали, что с их стороны была допущена грубая ошибка, когда они поддались уговорам Родионова и отпустили его. Надо было при всех обстоятельствах задержать его, оставить в палатке и ходить в маршруты от этой палатки, как от центра. И вот результат этой ошибки: Родионова нет и вероятно он исчез навеки.

Мы всей группой отправились на поиски Родионова. Решили пройти цепью вниз вдоль берега Нелькобы до ее впадения в Теньку. Шли на расстоянии 30–40 метров друг от друга. Я и Перебитюк двинулись вдоль берега, остальные иго лесу. Извилистая запутанная Нелькоба, разбившаяся на десятки проток, островов и рукавов, с огромными лесными завалами и густая зеленая поросль деревьев, переходящая в молодой лес, казалось, насмешливо посматривали на нас — попробуй, дескать, — найди!

Мы прошли до устья Нелькобы и вернулись обратно, отчетливо понимая, что в этом зеленом море деревьев и кустов, скоплений коряг и валежника найти что-либо можно только совершенно случайно. После целого дня поисков, усталые и обескураженные, вернулись мы в барак с тайной надеждой, что Георгий находится в устье Теньки, куда я на лошадях направил Петра и Мишу. Но и там его не было. Вернувшись с устья, Петр и Миша сообщили, что Родионова там нет и никаких следов его пребывания не обнаружено. Последняя надежда исчезла. Не верилось, что Родионов погиб и что мы никогда больше его не увидим.

Приближалось первое июля — срок окончания договора на аренду лошадей. 29 июня мы стали собирать Петра в обратный путь. Писались акты, письма, отношения. Это ведь целое событие — оказия в жилые места, да еще такие как Оротук, где одних взрослых людей насчитывается не менее 30 человек. В Оротуке сельсовет, уполномоченный РИКа, вообще культура. Из Оротука, возможно, отправятся на Среднекан наши письма, которые мы заранее подготовили.

Петр то и дело заходил в барак, присаживался, полуоткрыв рот, и, видимо, собирался с духом, чтобы обратиться ко мне с просьбой. Посидев немного, он тыкал рукой в какую-нибудь вещь и застенчиво произносил: «Бу (это) надо, шибко надо». Ну, раз шибко надо, то приходилось отдавать — и к Петру ушло суконное одеяло, рубашка, ну и потом мука, чай, сахар, консервы и т. д. На дорогу его слегка угостили огненной водичкой, и он уехал крайне довольный.

Теперь у нас осталась только одна лошадь. Работу нашу мы строим следующим образом: где-нибудь в устье очередного ручья ставится палатка с небольшим запасом продовольствия. Я и Ковяткин уходим от этой палатки на два-три дня в маршрут по прилегающему району, затем возвращаемся в нее, оставляем собранные образцы, наполняем запасы продовольствия и вновь уходим в маршрут.

С поисковиками мы заранее договариваемся о месте очередной встречи. Поскольку нами сделан значительный загон в части исследованности района, мы снабжаем поисковиков готовой картографической основой, по которой точно намечаем место их стоянки и день встречи. Побывав у них, мы на лошади перебрасываем палатку на новое место и вновь начинаем проводить маршруты.

Парой нам тяжеленько приходится от такой системы работы, но делать нечего, надо как-то приспосабливаться. Больше всего выматывает недостаток сна. За сутки, находясь в беспрерывном движении, с увесистой нагрузкой на спинах (вместо рюкзаков мы сделали себе таежные «сидора» из мешков с веревочными лямками), мы спим не более трех-четырех часов: ночами не дают спать комары. Только днем на солнышке, где-нибудь на ветерке, удается забыться коротким тревожным сном. Нас слишком часто мочит дождем, и мы уже как-то привыкли к «мокрому режиму».