По таёжным тропам. Записки геолога - страница 30

В бараке я застал Фирсова, присланного поисковиками, которые работают километрах в 15 от устья Теньки, в бассейне Б. Инякана. Фирсов рассказал мне возмутительную историю, которая крайне огорчила и взволновала меня.

По словам Фирсова, Перебитюк и Пульман очень недобросовестно относятся к работе. Промоют несколько лотков в одном месте, а затем распределят шлихи по нескольким капсулам и пишут в журнале опробования, что пробы взяты из нескольких мест. Стараются как-нибудь провести время, поменьше сделать, побольше задержаться около места, где берут пробу. Пишут неправильно количество проходок в шурфах, которые временами проходят на бортах. Особенно возмутило меня, то, что они несколько раз предупреждали Фирсова, чтобы он ничего не говорил мне. Я решил немедленно отправиться на место чинить суд и расправу над виновными. Я так доверял Перебитюку, а тем более Пульману, у которого, как мне казалось, какая-то исключительная прирожденная любовь к поискам, что рассказ Фирсова буквально потряс меня. Я заставил его в письменном виде изложить все, что он мне рассказал. Он это сделал, но с явной неохотой.

Оставив Мишу, который подъехал через несколько часов после нашего приезда, вместе с Ковяткиным в бараке, я с Фирсовым отправился к стану поисковиков.

Инякан — небольшая, похожая на Чалбыгу речка, долина которой сильно заросла тополем, березой, черемухой и неизбежной лиственницей. Поехали мы туда на конях, которые пришли с Фирсовым. Ехать пришлось вдоль русла с неоднократными переездами с одного берега на другой, к великому негодованию Кута.

Перебитюк и Пульман были на работе и подошли только к вечеру. Я очень холодно поздоровался с ними, расспросил, как идут дела, а затем заявил, что специально приехал к ним по весьма неприятному делу, которое надо выяснить, и зачитал им заявление Фирсова, который скромно покинул палатку. По заявлению Фирсова, они «брали часто в одном месте несколько проб, а затем разбрасывали их, старались как-нибудь провести время, работая с прохладцей, заставляли Фирсова промывать пробы, хотя он и не промывальщик, неправильно писали число проходок в шурфах и просили Фирсова ничего не говорить мне о всех этих злоупотреблениях». Фирсова я попросил зайти в палатку. Заявление обоих сильно взволновало, особенно Перебитюка, у которого даже слезы на глазах выступили.

— Не знаю, Борис Иванович, в чем дело, но только ничего подобного не было.

После долгих расспросов выяснилось, что Фирсов очень много по-своему понял. Сам он признался, что самое большое расстояние между пробами редко превышало 1,5 километра, а обычно они брались через километр и чаще, особенно, если попадался обнаженный плотик. Если встречался крутой обнаженный борт, то пробы брались из разных горизонтов и, естественно, что они помещались в разные капсулы, с указанием разных глубин. Таким образом, самое главное обвинение в недобросовестности со взятием проб отпадало.

У меня сложилось впечатление, что у Фирсова совесть нечиста и что он злобствует на обоих за то, что они заставляют работать его с полной нагрузкой.

Быстро промелькнула половина сентября. Мы провели геологические и поисковые работы в бассейне Большого и Малого Иняканов, полностью выполнили взятое соцобязательство по объемам работ и установили повышенную оловоносность в пределах обследованной территории. Пора было возвращаться.

18 сентября в устье Теньки прибыла партия Котова, и мы стали собираться в обратный путь. Быстро были изготовлены четыре больших плота, по два на каждую партию, и рано утром 21 сентября в бурную штормовую погоду мы покинули устье Теньки. Лошадей отправили обратно на Таскан, откуда они были нам присланы, в сопровождении пригнавших их рабочих. День 20 сентября был загружен подготовкой к отъезду — упаковкой вещей, составлением актов, расчетами и прочей писаниной.

Ехать было неприятно. Дул пронизывающий встречный ветер. В некоторых тихих местах наши плоты неподвижно стояли на месте, а иногда их даже сносило назад. За день пути мы проехали каких-нибудь 15–18 километров. Остальные два дня погода стояла сносная и хотя было довольно холодно, но не было такого ветра и за день мы проплывали около 40–45 километров. Утрами стояли уже основательные морозы и хотя шуги еще не было, но в затишных местах у берегов намерзала плотная корка льда. К утру плоты наши тоже украшались льдистыми наслоениями, которые, однако, к середине дня исчезали.