По тайге — не по карте - страница 5

Совершенно иное, когда идешь наяву, и не с мнимым, а с физически ощущаемым грузом.

Вот, к примеру, на карте море — зелено-небесного цвета, с ярко-синей береговой отмывкой. Красиво… А не скажет карта, что зимой на этом побережье постоянно свищут холодные пронзительные ветры.

Местами обозначено мелководье: через всю ширину реки хаотично разбросаны голубые треугольники — пороги. Через такое место плот перетаскивают волоком. Недалеко от порогов реку пересекает зубчатая линия — «пила». Это водопад — любой плот будет наверняка разбит в щепы.

В углу карты нарисовано огромное болото, по-сахалински — марь. Болото настолько велико, что его пришлось подразделить на травяное (вертикальные параллельные черточки), камышовое (трилистник) и моховое (между двух точек черточка). Голубые сплошные линии — марь непроходимая, а вот «кружева» из прерывистых линий — марь труднопроходимая. На мари нанесены кружочки с подсечками — это редкий низкорослый лесок. Обычно древесина здесь трухлявая, слабая: тонуть будешь — зацепиться не за что.

Вертикальные столбики с собственной тенью — вырубки. Дерево с поднятыми голыми сучьями — горельник. Всегда очень трудно ходить по «коричневым точкам» — песку.

На самой вершине горы расположен равнобедренный треугольничек. Это и есть пункт триангуляции — основа основ всей геодезической работы. Нам до него еще шагать и шагать.

Чтобы не мучить больше ни себя, ни оленей, решено устроить ночлег. Я как стоял, так и повалился на снег. Ни думать, ни двигаться не хотелось, полнейшая апатия. А надо встряхнуться. Ставить палатку, рубить дрова, варить ужин…

На сотню метров от палатки Яргун отвел оленей, знает, что далеко не уйдут — отпустил их. Вернулся в палатку. Вид у него подавленный.

— У нас на пути до самых гор оленьего моха много-много, — сказал он. — Однако в горах Даги его будет мало-мало…

Я насторожился:

— Ты откуда получил такое мрачное известие?

— Ягель расти на ровном месте, на горах нет…

— Мы же договорились, что необязательно вверх забираться. Между сопок лагерь раскинем.

— Ты меня. слушай дальше. Где два-три года не ходи оленьи стада, там ягель есть. Тогда оленям кушай хватит надолго, еще останется. У нас с тобой оленей мало. А если там ходи большое стадо? Быстро кушай, топчи все вокруг…

— Почему там обязательно должно большое стадо пройти, Яргун? Напрасно, наверно, ты беспокоишься.

А у самого даже спина и ладони вспотели. Не будет корма — Не будет оленей, вся наша экспедиция пойдет прахом… Что если многоопытный Яргун прав? Тогда остается один выход: отправлять каюра с оленями в Ноглики. Со всем остальным как будет — с перебазировками, с полевыми работами — вовсе не ясно.

— Подожди мрачный быть, — поняв мое состояние, снова заговорил Яргун. — Там, на месте, я лучше посмотри.

Я печалился о днях будущих, а беда подстерегала меня в эту же ночь. И если бы не Яргун — сидеть бы мне, как старшему, «сроком до восьми лет», как оговаривалось законом того времени. Кто-то из наших опрокинул рассол из-под вымачиваемой кеты. Олени так же, как наши коровы, любят соленое, но «пересол» может погубить их. Они вылизали снег до самой земли, изжевали часть палатки, облитую соленым. Не так уж страшно, если бы они потом не наткнулись на мешок с солью, лежавший на нарте около палатки. Мы спали, как убитые. Яргуна подняло недоброе предчувствие. Он вылез из палатки и, увидев животных возле мешка с солью, тотчас отогнал их. Спас оленей от неминуемой гибели, и меня с ними заодно… А то ведь — «срыв производственного задания», и разговор короток. После этого случая мы на каждую кочевку заносили мешок с солью в палатку или подвешивали на деревья.

Чем дальше уходили мы в тайгу, тем все позднее снимались с ночлега. И не из-за неорганизованности, не из-за лени, а из-за того, что ночью наших ездовых оленей разгоняли далеко по тайге бездомные разбойницы-росомахи. Охотиться на них времени не было, и непросто это: росомаха издали чует человека и к себе не подпускает. Мучились мы, мучились, по утрам собирая оленей, пока Яргун не отыскал в арсенале своей памяти старинное нивхское средство, основанное на той же, росомахиной «чуткости». Он стал привязывать на шею каждого оленя тряпочки. Утром их снимал, складывал в мешочек и запихивал к себе под малицу, чтобы у тела была. Такие ошейники пропитываются человеческим запахом, способным держаться продолжительное время. От росомах мы избавились.