По ту сторону стаи - страница 11
Пустота Межзеркалья щедра. Всё самое страшное и самое прекрасное, что случалось, хранится здесь. Миллионы отражений.
...И вновь складываются в узор стёклышки в картонной трубочке, купленной у цыган на деревенской ярмарке. Стёклышко-льдинка - вмиг становится холодно и прозрачно вокруг, и будто звенит еле слышно воздух, чистый, как хрусталь. Я будто вижу напротив глаза хозяина, и хочу только одного - чтоб он приласкал меня, как любимую борзую. Мне больно, потому что это всего лишь мираж. Я не умею думать и решать, я умею только подчиняться - и хорошо делать своё дело. Подчиняться тому, кто наказывал и награждал, не пошевелив и пальцем. Два слова - и ты уже готов на что угодно: ползти на брюхе отсюда до Оркнейских островов или перерезать глотку любому, в том числе и себе. И после этого кто-то хотел, чтобы я поверила, что хозяина одолеет какой-то плебей, избранник толпы - только потому, что не в добрый час вспомнили дурацкую байку?!
Хозяин - точнее, человек от него и по его приказу - встретил меня в первый раз чуть ли не у ворот тюрьмы.
Утгардский стражник, сопровождая каждое слово тычками и пинками, доставил меня в странно тёплую Британию, сунул под нос какую-то бумагу - как выяснилось после очередной зуботычины, там надо было всего лишь расписаться, или хотя бы поставить крестик, если ты не отличался особой грамотностью или уже успел слегка рехнуться.
- Скоро снова встретимся, высокородная, так что не прощаюсь. Вшей выведи, - сказал конвоир и исчез.
Винсент - лорд, чёрт возьми, Винсент Близзард - был ещё в крепости, а имущество опечатали, то есть в Близзард-Холле меня ждали только закрытые двери, на которых красовался сургучный оттиск, - если этому самому поместью вообще повезло уцелеть. Вестибюль Сектора был позади, и вдруг ко мне подошёл какой-то хорошо одетый господин; я шарахнулась от него, как крыса, случайно вылезшая из подпола на солнечный свет. Где-то давно и не здесь мы были знакомы. Кафедральный собор в Варшаве - "Зайдём? Это забавно", - свечи и ладан. "Пшепрашем, шановная панна", - молодой тогда ещё шляхтич Юзеф Затопеч. Голуби на площади перед собором, крошки хлеба - и восьмидесятые...
- Пойдём, Ядвига, - говорит он. - Чши пани позволи? - и предлагает руку - мне, обовшивевшей бродяжке с казённой печатью на воротах поместья.
Затопеч приводит меня в дом с окнами-бойницами, где кто-то сидит в кресле у камина: он оборачивается, а пламя так и продолжает мерцать в его глазах, словно перед ним не я, а громадный пылающий очаг.
"Мы должны держаться заодно, Ядвига. Чтобы когда-нибудь выйти из тени и вернуть то, что положено нам по праву рождения. И вместо чего ты получила позор", - и мне снова будто обжигает пламенем руку.
- ... позор, - вслух повторяю я, словно эхо. А в голове холодно и ясно, как в морозный день в лесу, и я понимаю, что вот она - моя дорога.
"Месть... Гордость... Честь... Равновесие..." - череда слов, и каждое отзывается в моей душе со звуком оборвавшейся струны. Пытаюсь встать, но раздаётся резкое "сидеть!" - этого не слышит никто кроме меня, хотя в комнате есть кто-то ещё. Как и разговор без слов, словно в мире остались только я и он. Пальцами проводит по моей руке:
"Ты уже перешла грань. Точку невозврата. Я дам тебе всё, что ты хочешь: власть и месть. Я буду говорить, а ты слушать. Я решу, а ты сделаешь. Оно стоит того, поверь", - и сила... власть... любовь... страх... преклонение... бесконечность... ненависть... для вас, мой Господин... Вот так, в одну минуту осознавая, кто есть кто. Я едва могу выговорить слова Клятвы, но потом он наконец-то, о, Создатель, позволяет поцеловать ему руку - потому что отныне я принадлежу без остатка только ему. Перестать принадлежать себе - не большая цена за будущее. Оно стоит того.
- Божоле, Ядвига, ты ведь любишь, кажется? - Затопеч подаёт мне бокал, но хрусталь, становясь вдруг, как подтаявший лёд, выскальзывает из пальцев, падает и с оглушительным звоном разлетается стеклянными брызгами. О, нет! Словно в детстве, когда сделаешь при гостях что-то, вроде бы и невинное, однако становится стыдно, ведь все подумают, что я маленькая, а я вовсе не маленькая... Откуда-то прибегает карлик-челядинец и убирает кроваво-красную лужу - но это всего только Божоле...