По волчьему следу - страница 4
Привалившись плечом к корневищу вывороченного бурей дуба и полузакрыв глаза, «смоляной» прислушивался к тому, что делалось вокруг. Костер давно погас; немцы, прикорнувшие около, взапуски храпели. В другой группе, расположившейся поодаль, некоторое время раздавался тихий говор, но и он вскоре затих. Слышно было, как сонно жует, вздыхает и переступает с ноги на ногу, шурша сухими листьями, лошадь, привязанная в ольшанике… Не спал, по-видимому, один только Лубянский староста Ступак, и это не нравилось «смоляному». Еще вечером, когда он возился с пленным бойцом, староста все время молча кружил около, как сова вокруг дупла, и, казалось, внимательно следил за всеми действиями вожака. И сейчас, улегшись с подветренной стороны небольшого холмика и натянув на голову полушубок, он сразу же начал как-то слишком уж старательно и ровно дышать, да и полушубком покрылся не вплотную, а оставив у лица заметную щель. И когда «смоляной», у которого от сырости и неподвижного лежания с поджатыми ногами пошли мурашки в ступнях, поднялся, чтобы пройтись и размяться, Ступак тотчас же откинул полу полушубка и с беспокойством в голосе окликнул его:
— Юхим!
— Ну?
— Ты куда?
— Никуда. Спи, пожалуйста.
Беспокойный староста повернулся было на другой бок, но тотчас же снова приподнял голову.
— Юхим, давай подымать людей. Время уже…
— Ничего не время. Много они пройдут такие-то… пусть отлеживаются. Спи, говорят тебе!
Дождь начал накрапывать сильнее. Порыв ветра прошел по вершинам деревьев, закачал полуобнаженные ветви, сдунул с них влажные пожелтевшие листья. «Смоляной» прислушался: вместе с порывом ветра до него долетел какой-то подозрительный шорох, не похожий на привычные ночные голоса леса.
«Э, черт! Все равно», — подумал он, нащупывая в кармане шинели рукоять маузера, и, уже не обращая никакого внимания на ворочавшегося под тулупом Ступака, быстро подошел к кустам, где стояла лошадь, и принялся отвязывать обрывок веревки, заменявший поводья.
— Юхим, Юхим, куда ты? Постой!…
Староста, заикаясь от страха, цеплялся за руку вожака.
— Пусти, дурья голова! Пусти, не то зашибу…
— Юхим… давай вместе… конь добрый, выдержит… Ну, Юхим… Тут же пропадешь с ними… Юхим!
— Э, чтоб тебя…
Он размахнулся и что есть силы ударил старосту в висок рукояткой револьвера. Ступак охнул, опрокинулся навзничь… Громко заржала лошадь, почувствовав тяжесть всадника. И почти тотчас же грохнул совсем близко отрывистый и тревожный выстрел. Над лесом взвилась и повисла ослепительно-белой звездой ракета; среди выхваченных из тьмы черных стволов замелькали перебегавшие, пригнувшиеся фигуры бойцов… Ошалело вскакивали, хватались за оружие, беспорядочно стреляли застигнутые врасплох немцы и полицаи… Скача по узкой лесной просеке, «смоляной» слышал, как стихал позади шум короткого боя, оборачиваясь, он видел смутное зарево, стоявшее над местом привала, но и оно вскоре погасло.
При свете карманных фонарей осмотрели и пересчитали убитых и захваченных живыми.
Придерживая правой рукой локоть левой, задетый шальной пулей, старший лейтенант Томилин нагибался над трупами, вглядывался в лица, измазанные грязью.
— Тут есть еще один, — услышал он голос Цигурова, обследовавшего заросли ольшаника шагах в двадцати от поляны.
Томилин пошел на звук голоса. Рядом со «следопытом», склонившись над скорченным неподвижным телом человека в полушубке, уже стояли командир взвода Квашнин и несколько бойцов. Они с удивлением рассматривали темный кровоподтек на левом виске мертвеца. Цигуров даже пощупал пальцем разбитый череп.
— Любопытно, кто это его так… Здесь ведь, собственно, и боя-то не было, — задумчиво произнес Квашнин. — Как думаете, товарищ старший лейтенант, чья это работа?
Томилин пожал плечами.
— Вот что, товарищи. Не трогайте покамест его… оставим все, как было, до рассвета. Может, что и выяснится. Кажется, одного все-таки упустили… вот беда! Где его теперь ловить?… Цигуров! Как только развиднеется, осмотрите получше всю местность.
— Ясно, товарищ старший лейтенант!
— Кто знает, Гаврилов пришел в себя?
— Так точно. Говорит, что его сбил с ног какой-то конник… Налетел в темноте, как черт…