По волнам жизни. Том 2 - страница 14

В первые годы большевизма мы с семьей в Москве изрядно голодали. Случайно я встретил на улице Подосенова, о котором, собственно, уже и позабыл. Но В. И. сам напомнил о том, как ему понравилась моя деятельность по постройке, и предложил, как доказательство своего уважения, помочь нам. Он мог это сделать, так как служил на железной дороге и имел возможность свободно провозить съестные припасы из провинции в Москву. Почти на протяжении года он нам привозил главным образом муку, а также и разные другие продукты питания, и все это, разумеется, совершенно бескорыстно, только с оплатой фактической стоимости привозимого.

Состав служащих банка не был тогда блестящим, но, за исключением Жарова, все это были приличные люди.

Бухгалтером был Семен Васильевич Сукачев, в гимназии – товарищ по классу Токарского. Вытянутый последним к себе и притом с повышением – Сукачеву не удалось окончить университета, – он был преисполнен благодарности к Токарскому и буквально смотрел ему в рот. Он ждал от П. С. и дальнейшей служебной помощи и не ошибся. Симпатий к себе Сукачев не внушал. Самолюбивый, хитрый и недалекий. Позже он стал контролером в Мелитополе.

Кассир Ю. И. Довнар-Запольский – приличный и корректный человек. Поляк по происхождению, культурный в обхождении; страдал, пожалуй, некоторой слабохарактерностью в отношении подчиненных.

Непосредственный мой помощник Владимир Константинович Кудрявцев был также недалекий, но зато необыкновенно добросовестный человек. С ним я был совершенно спокоен: уж если что ему поручишь, так он из кожи лезет, чтобы наилучшим образом выполнить. Его скромность и, к сожалению, умственная небойкость не дали ему шансов на движение вперед.

И обо всех остальных служащих ничего, в сущности, плохого нельзя было бы сказать.

В учетном же комитете, пожалуй, наиболее обращал на себя внимание Александр Александрович Червен-Водали. Он, собственно, был в Твери нотариусом, но, вместе с тем, очень энергичным общественным деятелем. Деятельность в банке его опять-таки интересовала постольку, поскольку она расширяла сферу общественной деятельности. В этом смысле А. А. не пропускал для себя никаких возможностей, и, где только был случай, А. А. старался выступать. В смысле общественной деятельности рука об руку с ним шла его жена, Ольга Николаевна, весьма популярная в городе устроительница всяких благотворительных начинаний. Она особенно покровительствовала студентам и являлась редким образцом настоящей благотворительности – ради дела, а не только ради играния роли.

Червен-Водали особенно выплыл на свет во время февральской революции. Среди общей растерянности он первым сумел взять палку в руки и стал поэтому капралом – тверским губернским комиссаром. Он разослал по губернии телеграммы о состоявшемся перевороте, о падении монархии и о требующемся признании временного правительства. Все ему подчинялись, и в течение нескольких месяцев он пользовался в Тверской губернии всей полнотой власти.

Но потом, как и везде, стало одолевать левое засилье, приобретали влияние местные совдепы, и Червен-Водали власть потерял.

После большевицкого переворота я встретил его в Москве. А. А. старался не быть на виду. Все же он принимал участие в моем начинании – создать интеллигентский кооператив книжного дела, под названием «Прометей», – начинании, не увенчавшемся успехом. Потом он исчез из виду.

Лишь впоследствии стало известно, что он проник в Сибирь, стал у адмирала Колчака министром внутренних дел и заместителем председателя совета министров. Но он попал в руки большевиков и был ими расстрелян.

На место Токарского был назначен управляющий Эриванским отделением Сабанин. Его приезду предшествовали неблагоприятные слухи, и служащие приуныли.

Действительно, с его приездом кончились патриархальные «хуторские» порядки, которые царили при Токарском. Сабанин был придирчив, а часто просто мелочен, доходя в этом отношении иной раз до бестактностей. Например, он в первое время заинтересовался подлавливанием меня, чтобы я ни на минуту не опаздывал приходом на службу, хотя я и вообще бывал всегда аккуратен. Если я, не живя в банке, приходил чуть-чуть позже времени, когда обыкновенно шли открывать кладовую, я заставал Сабанина, демонстративно стоявшего с ключами возле моего места. Видя, однако, что я на эти демонстрации не обращаю внимания, он их прекратил, а затем, наоборот, стал очень любезничать, оценив пользу для себя же моей помощи. Наши отношения были вполне приличными.