По волнам жизни - страница 4
Вскоре свой дар и поиск Ведат Кокона обратил к иного вида творчеству, занявшись художественным переводом. Добиться больших успехов и завоевать признание одного из лучших современных албанских переводчиков помогли свободное владение многими иностранными языками, литературный вкус и чувство стиля. Особенно хороши сделанные им переводы романов Диккенса «Дэвид Копперфилд», Толстого «Анна Каренина», дилогии Федина «Первые радости» и «Необыкновенное лето», а также комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь».
Отдавая большую часть времени этому роду литературной деятельности, Ведат Кокона не переставал писать и сам.
Война и оккупация вызвали к жизни поэму «Седьмое апреля» и драму «Ночные призраки», а желание обобщить пережитое и подвести литературный итог достигнутому в годы творческой зрелости побудило создать роман «По волнам жизни», занявший заметное место в истории «большой» албанской прозы.
Современную эпику В. Коконы уместно рассматривать в преемственной цепи традиций албанской прозы XX века.
В двадцатые — тридцатые годы неустойчивое переходное время отразилось и на неоднородности литературы.
Литературный процесс в этот период определяет противостояние официального и прогрессивного искусства, что привело к размежеванию литературных сил при известном их взаимодействии.
Особенности социально-политического развития страны и контакты с другими культурами породили частую смену литературных течений. Следуя одно за другим или сосуществуя, они не успевали полностью раскрыться, уже вытесняемые новыми, несущими с собой иные творческие принципы и эстетические кредо.
И все-таки в многообразном переплетении различных художественных явлений четко просматривается основная линия — борьба модернизма и реализма, постепенно занявшего ведущую позицию в искусстве предвоенной Албании.
Пример тому — эволюция прозаических жанров.
Романтизм классиков национального Возрождения, создавших албаноязычную поэзию, драму и «малую» прозу[5], стал постепенно вытесняться трезвой и злободневной документальной литературой. Развитие прессы в стране и в эмигрантских колониях[6] оказало воздействие на содержание художественной прозы и на ее структуру.
Длинный романтический фабульный рассказ (классик жанра — М. Грамено; 1872—1931), построенный из отдельных фрагментов с общей темой и героями, претерпел изменения, как бы распался на отдельные звенья. Все чаще появлялись короткие рассказы описательного или конфликтного характера, сюжетной канвой которым служили социальные и духовные коллизии, созвучные эпохе и переменам в обществе: рассказы Х. Моси (1885—1933), М. Сотир-Гурры (1884—1972), Н. Хеленау (1900—1936) и других.
В то же время в развитии художественной прозы происходило и обратное явление — циклизация «малых» форм в романическое повествование, спаянное единством фабулы и сюжета. Но если в эволюции новеллы определяющими стали реалистические тенденции, «большая» проза, тяготея к историческим сюжетам, испытала на первых порах влияние австрийского и итальянского неоромантизма.
Сущность произведений этого жанра, точнее всего отвечающего определению «авантюрно-исторический», сводилась к противопоставлению современному образу жизни идеализированной и экзотичной национальной старины; типичные образцы — романы З. Харапи (1891—1968) и Н. Никай (1864—1938).
Реальный исторический герой (Скандербег, Али-паша Тепеленский и др.) обычно исключался из действия. О нем говорили другие лица, и от его имени действовал, претерпевая всевозможные приключения, вымышленный персонаж, который выражал идеи автора и являлся носителем постоянных черт национального характера.
Промежуточным звеном на пути «большой» прозы к реализму оказалась социально-бытовая нравоописательная повесть. Не чуждая сентиментальности и преемственная по отношению к романтизму, она привнесла в албанскую литературу четкий социальный фон и поместила нового, третьесословного, героя в обстоятельства и временные рамки современной национальной жизни. Мысли и поступки действующих лиц обусловливали теперь ситуация и время. Характерные примеры — «Цветок воспоминаний» Ф. Постоли (1889—1927) и «Если бы я была мужчиной» Х. Стэрмиллы (1895—1953).