По всем частотам. Сборник - страница 14
…Чай горчил. Так это, пожалуй, и отпечаталось в памяти Олега: задумчивая улыбка Руслана, темнота за окном, горечь на губах – и горечь внутри, от расставания, тревоги и неизвестности.
– Давай, свидимся ещё, – обнял он товарища на прощание. Как бы ни хотелось просидеть так до рассвета, выбора не было.
Армия не знает слова «хочу», в армии есть только «надо».
– Обязательно свидимся! Береги себя, Дуб, тебя Юлька ждёт.
– Тебя тоже! – И вдруг вырвалось помимо воли: – Так что ты уж без меня не помирай, понял?
– А с тобой, выходит…
– Хватит! – Олегу самому стало не по себе.
Не накликать бы беды неосторожными словами.
– Не боись, Дуб! – усмехнулся Руслан. – Я тебя не брошу. Обещаю.
– Эх, был бы ты в моём взводе…
– Боже упаси!
От притворного ужаса в голосе Руслана оба расхохотались – и горечь отступила.
Обнялись ещё раз – и резко разошлись. Спиной чувствуя Русланов взгляд, Олег заставлял себя твёрдо шагать вперёд по тёмному военному городку – луна, ещё минуту назад заливавшая всё серебряным светом, скрылась за тучей.
И почти как наяву слышал вслед мягкое: «Помоги, Господи…»
Сердце беспричинно кольнуло тревогой.
Когда он обернулся, темнота уже проглотила Руслана без следа.
Ночью Олегу снится сельский аэродром. Выгоревшая трава, нагретые бетонные плиты, команды инструктора – и Руслан, как всегда рядом, как всегда лихой, загорелый:
– Ещё выше хочу! Что толку одну и ту же высоту каждый раз брать, а? Надоело!
Остатки сна, тая, смешиваются с явью – за мгновенье до подъёма.
«Высоту брать…»
Здесь другие высоты и берут их по-другому.
Так что прочь лишние мысли из головы, сжал зубы – и вперёд, в новый день, в гостеприимно распахнутое чрево «вертушки».
При всей своей любви к небу, вертолёты Олег ненавидит. За напряжение каждого нерва, за чувство собственной беспомощности, пока тебя болтает в железной летающей коробке, и проплывают мимо скалы, стелется внизу до головной боли зазубренная по аэрофотоснимкам местность.
Где-то там, внизу – опасность. Враг.
Туда-то вам и надо…
Вниз, вниз! Высыпаетесь, как горох, со злыми матами, прямо под выстрелы «духов».
Вниз, стреляя по пещерам следом за открывшими огонь вертушками.
А потом по мосту через реку – вверх! Пулемёт душманов, что поджидал у моста, подавили из АГСа, переправились и – вперёд, вперёд, всё выше и дальше. Почти к самому небу, туда, где тишина и не хватает воздуха.
В горах всё просто: кто выше – тот и прав. А значит, умри, но займи высоту.
Так что вперёд, по горным тропам, по коварным склонам, в любой момент ожидая выстрелов, задыхаясь, дорожа каждым глотком воды во фляге, напрягая все мыслимые и немыслимые силы…
Олег уже ни о чём не думает, ни о маршруте, ни о душманских засадах, только знает одно: отключиться первым нельзя, он офицер, он командир. А значит, надо шагать. И шагать. И шагать.
На плато вместо долгожданного «полегче» только сильнее грызёт тревога, впившись в затылок ощущением чужого взгляда – это мозг, проанализировав местность, осознал, насколько беззащитна группа, если кто-то займёт позицию повыше.
«Духи» ждать себя и не заставили – вдарили из пулемётов с двух сторон…
Чудом и такой-то матерью отбились, даже слегка пощёлкали душманов, а там уже ночь. Глухая, горная, полная ярких, бесконечно чужих звёзд и ледяного ветра.
Завернувшись в плащ-палатку, Олег растянулся на хранящих дневное тепло камнях, подумал мельком о своём «кунаке»: как он там? Наверное, им не слаще приходится, но, может, к горцу горы будут помилосердней? Здесь не Кавказ, но…
И провалился в сон. Резко, как лампочку в голове выключили.
Снились ему горы – всё те же, что и вокруг.
Снился ему бой.
Снился ему Руслан.
Какой-то очень радостный и торжественный, словно не бой вокруг, а праздник, он кричал что-то Олегу, но Олег никак не мог разобрать за грохотом стрельбы вокруг, и от этого брала дикая досада.
– …к Юльке! – долетело наконец. – Живи, Дуб! Уцелей! А уж я помогу, как сумею…
И вдруг наступила тишина. Та самая тишина парашютного поднебесья.
…Тут Олег проснулся, потому что кто-то тряс его за плечо. Это Сашка, радист, разыскал командира – штаб вызывал.
Солнце робко касалось лучами дальнего хребта, ветер стих, но холод царил лютый. Тело закоченело так, что двигаться почти невозможно.