По знакомым дорогам - страница 7

Еще в Саратове мы встретили Петра Сергеевича Коротченко и позвали его лететь с нами в тыл врага. Мы знали его с восемнадцатого года. Совсем юный брат Демьяна Сергеевича участвовал в партизанском движении, был в одном из моих отрядов умелым разведчиком. Он вступил добровольцем в Красную гвардию, а затем в Красную Армию, смело сражался против белогвардейцев и белополяков в рядах первого сводного кавалерийского полка. До войны он стал военным инженером 2 ранга; во время Великой Отечественной служил недолго в штабе Южного фронта. Когда мы предложили ему возглавить разведку в будущем отряде, он с радостью согласился, вспомнив о своей старой партизанской кличке: Кочубей.

Меня назначили командиром отряда. Комиссаром был назначен Негреев, мой земляк. Вырос он в семье крестьянина-бедняка из села Береза Глуховского уезда Черниговской губернии. Участвовал в первой мировой войне, в августе 1917 года вступил в партию большевиков, был активным организатором и руководителем красногвардейских и партизанских отрядов, а потом — комиссаром полка в Красной Армии. В мирное время находился на ответственной партийной и хозяйственной работе, пока не отправился добровольцем на войну с белофиннами.

До отправки в тыл врага мы должны были пройти краткие курсы при Центральном штабе партизанского движения (были они под Москвой). Получили там немало полезных знаний. Вспоминается, что почему-то в эти дни надо мною и Кочубеем посмеивался Негреев — он вообще не упускал случая пошутить.

Бывало, присядем в укромном местечке покурить в перерыве между занятиями, а он качнет головой, сокрушаясь:

— Ну что я с вами буду делать в лесу? Мало того что оба хромые, так ведь еще и старики! — Это он намекал прежде всего на меня. Мне шел пятьдесят второй. — В эти годы полагается дома свернуться калачиком, положить голову на мягкую подушку и спать, а вы!.. — смеялся Негреев.

Остается добавить, что сам он был на год старше меня.

Наш отлет уже не на один день задерживался из-за плохой погоды. Небо Подмосковья было в непроглядных весенних тучах, все время накрапывал или хлестал дождь, мы молили о небольшом чистом пятнышке над головой, хотя бы на полчаса, чтобы самолет мог подняться и взять курс на запад, но — без результата. Нарастало уныние, нервничали мы с Негреевым все больше, бывало, я просил его пошутить, посмеяться, а он только безнадежно отмахивался…

И вдруг назначают вылет — на вечер 12 марта 1943 года.

Наверно, на аэродром мы приехали чуть раньше указанного времени, потому что молодой дежурный сказал мне:

— Подполковник Гризодубова занята. Можете подождать.

— Доложите, что прибыла группа Салая.

Валентина Гризодубова запомнилась мне как собранный, готовый действовать в любую секунду, немногословный, но темпераментный командир. И — очень красивая женщина. Она была со вкусом причесана и одета, женственность пробивалась добротой и сочувствием (а нам скоро потребовалось и то, и другое!) сквозь холодную строгость ее взгляда.

Она была действительно занята, но именно нашим делом, как раз уточняла с летчиком Кузнецовым маршрут, по которому мы должны были достичь Черниговщины, и, естественно, нас тут же пригласили в кабинет. Они, Гризодубова и Кузнецов, наклонились над картой, лежавшей на столе. Летчик делал отметки. Поздоровались, и он объяснил нам, как будем лететь. Линию фронта пересечем недалеко от Людинова, вот здесь примерно. Немцы будут нас сильно обстреливать, и придется нам набрать максимальную высоту — до пяти тысяч метров.

— Как ваши люди, все здоровы, выдержат?

— Все будет в порядке, — ответил я.

И поймал на себе взгляд Негреева, добросердечный и заботливый. У меня была нелегкая гипертония, черт знает как это скажется на большой высоте, но я не сомневался, что под влиянием необходимости все малые неприятности отпадают и позволяют забыть о себе, и Негреев кивнул мне, прикрыв глаза. Хороший мужик…

Но испытания не кончились на этом.

В кабинет вошел майор и доложил, что погода опять нелетная и все намеченные полеты отменяются. Мы заспорили:

— Да что вы! В небе окна!