Победа инженера Корсакова - страница 14

стр.

Анна Тимофеевна почему-то порывисто пригладила волосы, закраснелась и ответила с непонятной для мужчин горячностью:

— Во всяком случае не при помощи такой механической подгонки, какой занимается Песецкий. Связь между двумя людьми должна, мне кажется, быть прежде всего духовной, ну, как мы говорим, — индуктивной.

— Какой? — переспросил со своего места Николай.

— Духовной.

— Нет, а потом какое слово?

— Индуктивной, — повторила Анна Тимофеевна, и все недоуменно посмотрели в сторону Николая. Глаза его сверкали такой озорной радостью, что все, еще не зная чему, тоже заулыбались.

— Неужели вы не поняли, Песецкий? Ай-яй-яй! Не доходит? — Николай позволил себе какую-то долю минуты насладиться общим любопытством. — Связь между осью и стрелкой надо сделать буквально индуктивной, — весело сказал он. — На ось надеть диск и пропустить его через магнитные полюса. При вращений диска магнитный поток будет меняться о зависимости от смещения оси.

К вечеру они, яростно подгоняя друг друга, закончили и испытали новое устройство. Оно действовало безукоризненно. Анну Тимофеевну утвердили в авторстве и, взявшись за руки, сплясали вокруг нее «танец взаимоиндукции».

Николай, оставив товарищей веселиться, вернулся к своему столу, раскрыл папку, где хранились расчеты его регулятора. Он чувствовал себя виноватым. Сегодня еще раз он помог харкеровской модели. Работая над ней, он непрестанно ревновал себя к своему детищу. Он отдавал лучшие свои мысли противнику, и недостойному противнику, потому что теперь возможность сравнения открывала ему незамеченные доселе дефекты американского образца.

Песецкий позвал его посмотреть результаты замеров.

— Сейчас, — сказал Николай, с досадой захлопнул папку и тотчас опомнился: да какое ж он имел право сердиться? Ведь обдумывая свой прибор, он совершал преступление перед государством — тратил исподтишка время и силы, предназначенные для другого…

Он выдвинул ящик в столе с твердым намерением подальше запрятать свою папку и не возвращаться к ней. Среди вороха старых бумаг ему попался тот злополучный номер американского журнала. Рассеянно перелистывая, увидел слева у заголовка статьи незамеченный раньше портрет мистера Харкера.

Сквозь прямоугольные, без оправы, очки приветливо-рекламной улыбкой глядел молодой человек; бахрома волос вокруг преждевременной лысины делала его голову похожей на абажур; крупную, увесистую челюсть подпирал умело завязанный галстук.

Что ж, мистер В. Харкер имел право улыбаться! Он смеялся над Николаем, над его позорной слабостью, над тем, что Николай потерял столько времени, сил в борьбе с никчемными загадками, вместо того чтобы итти своим путем. Не послушался бы Николай с самого начала Арсентьева — его собственный, родной прибор был-бы уже, наверное, готов.

С этого дня приторная, самодовольная улыбка мистера Харкера все время стояла у Николая перед глазами. Досада росла и росла в нем, глухие неосознанные раскаты ее переносились недружелюбием на Арсентьева, даже на Песецкого, на Анну Тимофеевну — на всех, кто трудился над американским прибором.

Чувствуя, что дальше так продолжаться не может, Николай заставил себя сосредоточить все внимание на доработке усилителя. Пытался вернуть утраченное настроение надеждой на скорый конец, на продолжение работы вместе с Родиным, — все было безуспешно: он мрачнел с каждым днем.

Зайдя к Семену и просматривая его последние записи, он поймал себя на мысли о том, что если бы ему дали право выбора, он предпочел бы сейчас бросить даже их общий труд и заняться своим задуманным прибором. Он завидовал Семену — завидовал тому, что тот занимается заветным делом, завидовал его увлечению, азарту, и ему было стыдно за себя, словно он вдруг остановился, потеряв силы, желание итти дальше, а все кругом двигались вперед, и расстояние между ним и товарищами с каждым днем увеличивалось. У Семена наступила сейчас самая горячая пора, и, возможно, поэтому он не замечал того, что происходило с его другом. Николай был рад этому. Он вообще был сейчас рад всякому случаю, избавлявшему его от лишних встреч и разговоров. Работа над регулятором Харкера опостылела ему окончательно. Даже в тот день, когда Песецкий, сияя от счастья, объявил, что усилитель действует, Николай не ощутил никакой радости или даже зависти к тому, что его обогнали. Он стоял позади всех, глядя на шкалу ваттметра, на потрескивающие искры контактов, и думал, что вот теперь конец работы близок. «А дальше?» — спросил он себя и, посмотрев на гладко выбритый белый затылок Арсентьева, закусил губу.