Победитель - страница 28

Тогда шел второй месяц пребывания Фимы на фронте, и он в первый раз оказался в тылу у немцев. Корпус рассеялся по большой территории. Фимина рота расположилась у двух больших стогов соломы. Думать о том, что будет завтра, не хотелось. Хотелось просто забыться и отдохнуть, забравшись в стог, еще сохранявший, казалось, летнее тепло. Но посреди ночи Фиму вызвали к взводному, и он получил приказ сопровождать старшину роты, направлявшегося в близлежащее село, чтобы привести оттуда вторую роту. Старшина этот был человеком самоуверенным, любившим поучать солдат. Основания к этому у него имелись: он действительно знал все тонкости военной службы и по жизни был, как говорится, тертый калач. Фиму и других малоопытных молокососов покоряла его уверенность, и они старались ему подражать. Его уроки усваивались легко и надолго. Фиму он, например, научил крепкому мужскому рукопожатию, которое для него стало привычкой на всю жизнь так, что несколько лет спустя в институте от его мужской хватки девчонки стонали и старались избежать его «дружеских» приветствий такого рода.

Ночь была очень темной — ни луны, ни звезд, и Фима, в полном доверии к старшине, шагал за ним, не запоминая дороги. Ему запомнилось лишь то, что они один раз повернули направо, а потом один раз налево и все. Кроме того Фиме очень хотелось спать, и он дремал на ходу, шагая за старшиной. Шли долго. Один раз справа от дороги появились какие-то тени, в темноте своими очертаниями напоминавшие хаты. Фима очнулся от своей дремы, и ему показалось, что они уже на окраине села, но старшина проследовал дальше по пустынной дороге, не обратив на них никакого внимания. Наконец они оказались на сельской улице. В некоторых хатах горел слабый свет, лаяли собаки. Старшина, не блуждая по селу, сразу же подошел к хате, где расположился ротный, и передал ему распоряжение командования соединиться с первой ротой. Рота была поднята по тихой тревоге, и когда все построились, старшина сказал Фиме:

— Поведешь роту! У меня тут дела, я задержусь до рассвета.

Фима был в ужасе: он совершенно не запомнил ни дорогу, ни хоть какие-нибудь вехи или приметы, потому что старшина шел сюда молча, даже не пытаясь обратить Фимино внимание на дорожные ориентиры. Может быть он перед этим походом ознакомился с картой, но, скорее всего, он уже здесь бывал, иначе откуда у него здесь могли возникнуть какие-то «дела».

Конечно, Фиме следовало отказаться от этого поручения, и старшина был бы вынужден пренебречь своим «делом» и сам повел бы роту, наказав впоследствии Фиму за невыполнение приказа. Но Фима просто растерялся и вскоре остался один на один с построенной ротой. И он тронулся в путь. За ним шли ротный и человек сто солдат. Вскоре стало светать. Единственные запомнившиеся Фиме ориентиры — тени, напоминавшие хаты — куда-то исчезли. Вероятно, там ночевала какая-то техника. Дорога была пустынной, и все окружающее на рассвете предстало в совершенно ином виде. Ничто не узнавалось. Из всей дороги в село Фима запомнил лишь два поворота — направо и потом налево. Значит теперь следовало поворачивать в обратном порядке — сначала направо, а потом налево. Но где сделать эти повороты Фима не запомнил. Он надеялся, что когда утро высветлит дали, он издали увидит свою цель — те большие стога, где расположилась его рота. Но надежды его не оправдались: местность оказалась холмистой, и видимость была ограниченной. И он пошел дальше в страхе, что приведет роту в расположение немцев. Потом вдруг что-то заставило его свернуть направо. При этом никакой уверенности, что он, наконец, нашел правильный путь, у него не было, и страх не покинул его душу. Этот же страх через некоторое время вынудил его повернуть налево, чтобы, как ему тогда показалось, «выпрямить» маршрут. После этого им еще пришлось идти очень долго, и это была для него дорога страданий. Он начал паниковать и когда уже окончательно решился признаться командиру второй роты, что заблудился и не знает, что делать, он, неожиданно, когда отряд обогнул очередной холм, увидел знакомые стога. Страх немедленно был забыт, и душу заполнила радость. Гора свалилась с плеч. Но потом Фима еще много раз переживал события этого утра, и чем больше он об этом думал, тем больше все происшедшее казалось ему чудом.