Побег - страница 4

— Конечно!

Котолин — Катя, — уже два раза задерживалась после занятий, расспрашивая Олега о России, в которой ни разу не была. Любят ли русские петь? Почему они пьют мало сухого вина? Есть ли в России колдуны? Вопросы были не такие уж дурацкие. На многие из них нелегко было ответить. Тем более что нужно было изо всех сил стараться не смотреть на ее светящиеся коленки.

Она спросила, как русские относятся к смерти.

— С уважением, — усмехнулся он, а сам про себя задумался: а все-таки?

У деда, деревенского человека, собственноручно сколоченный гроб семь лет стоял в ожидании, прислоненный к стене, пока наконец не принял горизонтальное положение навсегда. Бабушка прожила потом еще четыре года, но постоянно вздыхала и упрашивала Господа прибрать ее. Олег, весьма беспечный в религиозных вопросах человек, тут возмутился и сделал ей замечание:

— Слушай, по-моему, это грех! Не ожидал этого от тебя, женщины очень правильной. Господь дал тебе жизнь, он и заберет ее, когда сочтет нужным.

Вспоминал он и об исторических воинах, надевавших перед сражениями чистые рубахи, как на праздник. Но это было давно.

Отец и мать не особенно боялись старухи с косой, честно падали в инфарктах и увозились «Скорой помощью». После одного такого увоза отец не вернулся.

Но Олег и Ольга смерти побаивались. Ольга в России вообще после девяти не выходила на улицу, опасаясь бандитизма. У Олега причина была своя. Однажды его, задумавшегося, буквально выдернул из-под колес автомобиля прохожий. Назвав шофера сволочью, а Олега кретином, спаситель тотчас исчез в толпе, оставшись безымянным. С тех пор в уголке души появился и зажил страшок, что все может вот так, в момент, и кончиться. Правда, боялся Олег не столько того, что умрет, сколько того, что ничего не успеет. Чего же он не успеет? Это оставалось неизвестным абсолютно. Не успеет чего-то эдакого, скорее сердечного, чем умственного.

Вообще с недавних пор в России все всего забоялись. Безработицы, бедности, болезней, а также друг друга.

Туристы в страну, где в городах иногда постреливают, стали ездить поменьше, но студент всегда был человеком отважным. Для поездки насобиралась группа в шесть человек. Был один студент-физик, был аспирант с богословского факультета. Записались и Котолин с Дьердем.

Внезапно Олегу сделалось катастрофически скучно. Это был приступ знакомой российской болезни, которая не излечивается, а переживается.

После занятий он зашел в кафе. Было еще светло, но на столиках горели свечи, приманивая таинственным пламенем прохожих, как мотыльков. Олег сел у окна и со всею прямотою пустился в горькие размышления.

Ситуация складывалась непростая. Здесь приятно. Автор пишет легко, как птичка щебечет. Но не слишком ли он поверхностен? Да он, пожалуй, обыкновенный гедонист! Изображает срез розовой касслерской ветчины в белоснежном обрамлении, словно закат с облаками. Прямо-таки восторженно пропитывает улочки города пронзительным ароматом кофе. А с какой любовью он расписывал букеты разноцветных женских трусиков и лифчиков в супермаркете, откуда Олег еле выбрался, натыкаясь за каждой дверью на все новые и новые отделы шуршащего богатства!

Некоторые претензии на духовность обнаруживаются в изображении Кати. С этим нельзя спорить. Но этого слишком мало на фоне всего остального. И потом, что за тайную игру он ведет с персонажами? Если уж он оставляет пустую строчку, то почему не дает Олегу резануть то, что тот думает? Нежизненно это, не говоря уже о том, что ущемляет персонажей в правах.

Нет, должно быть, настала пора эту книгу закрывать. Дел невпроворот. Он с сожалением посмотрел на чашечку с оставшейся капелькой эспрессо, на несколько изящных печеньиц в тарелке рядом и прикрыл глаза, мысленно прощаясь с уже полюбившимся теплом неизвестной страны.

Представил себе, как через миг сделает усилие и захлопнет книгу, оказавшись на родном диване с огромными желтыми цветами на неправдоподобном коричневом фоне. Будет просматривать конспекты завтрашних уроков, дожидаясь Марину, которая в последнее время стала задерживаться на работе. Вглядится в резко подчеркнутый темными домами огненный закат.